Воины теперь собрались перед широкой аркой, выходящей во двор перед храмом. Все повернулись лицом к воде. На одном конце двора стоял в одиночестве Уолли, на другом – Боарийи со своим советом. Конечно, они были вассалами Боарийи и обязаны были поддерживать его. Уолли это понимал, но не ощущал особой уверенности. В центре арки стояли герольды и музыканты. Между герольдами и двумя секундантами, Ннанджи и Зоарийи, шла активная дискуссия. Она длилась уже целую вечность.
Доверить подобные переговоры Ннанджи казалось безумием. Разве трудно хитроумному Зоарийи обвести вокруг пальца этого простака? Впрочем, дуэльные правила не оставляли выбора. Хорошо еще, что Ннанджи, к большому неудовольствию воинов, добился решения отправить Тану с пленником на «Сапфир». Уолли не предполагал, что Ннанджи достигнет этого, и теперь с приятным удивлением наблюдал за движением лодки. Потом началось что-то вроде церемонии представления Ннанджи всем Седьмым, возможно, для того, чтобы сместить акценты в вопросах.
Как ни странно, юный Катанджи тоже принимал участие в дискуссии. Пару раз они с братом отходили посовещаться, Ннанджи в таких случаях то говорил, то слушал. Каждый раз Уолли думал, что они пошлют ему известие, но братья снова возвращались к группе. Катанджи не знал тонкостей подготовки к поединку, но он разбирался в людях – удивительно, что Ннанджи наконец это оценил.
Боарийи возвышался над своими соратниками. Он откровенно имел преимущества в длине рук, и он был на своей территории. Кроме того, его вдохновляло то, что он выходил против либо ставленника колдунов, либо избранника богов. Он даже мог оказаться быстрее. Уолли был сильнее и имел Богиню в союзниках. Имел ли? Ему было ведено не рассчитывать на чудеса.
Запретив себе забивать голову такими мыслями, Уолли повернулся посмотреть на иссеченную ветром, отливающую вороненой сталью Реку и качающиеся на ней корабли. «Сапфир» стоял на ближнем рейде, его экипаж выстроился вдоль планшира. Он увидел массивную Броту, потом Джию и помахал им. Карантинные флаги сняли, и уже два судна вошли в порт.
Арка была переполнена зрителями, как если бы жрецы и горожане пришли на спортивное состязание. Серьезный поединок между Седьмыми, должно быть, чрезвычайно редкое событие. Приходилось ли Шонсу, подумал Уолли, принимать участие в чем-нибудь подобном раньше? Сам он помнил только Харддуджу, но там была скорее казнь.
Наконец обсуждение завершилось, секунданты подошли к своим благородным патронам. Катанджи бросил Уолли ободряющий взгляд. Ннанджи просто выглядел довольным.
Он вообще чувствовал себя на седьмом небе. Это была плоть и кровь романтики воинов. Простой Пятый ведет переговоры с Седьмым, организовывает поединок, который представляет собой почти такое же редкое событие в Мире, каким бы его можно было предположить и на Земле. Играет роль в миссии богов. Ннанджи не мог чувствовать себя счастливее, чем сейчас.
– Думаю, мне удалось добиться всего, что тебе нужно, брат, – сказал он.
– Зоарийи не хотел соглашаться признать твой меч даром Богини, но он согласился упомянуть слово «трус», хотя, как он говорит, его патрон никогда не употреблял его.
– Великолепно! А как насчет детских оскорблений и задранного носа? Давай уж бросим все камни.
Ннанджи изящно улыбнулся и посмотрел вокруг. Потом вдруг заговорил гулким голосом шефа герольдов:
– Слушайте, о милорды, Мастера, Адепты, воины, Ученики, Новички и вся почтенная публика, собравшаяся здесь: поскольку доблестный Лорд Шонсу, воин седьмого ранга, появился перед советом благородного сбора в Касре, и поскольку упомянутый лорд заявил упомянутому совету, что легендарный седьмой меч Чиоксина вложил ему в руки Бог, приказав возглавить битву с мерзкими колдунами из городов Ауса, Уола, Сена, Ча, Гора, Амба и Ова, и поскольку упомянутый лорд заявил, что он является лучшим воином из присутствующих здесь и потому имеет право стать лордом-сеньором этого выдающегося сбора, и поскольку благородный Лорд Боарийи, воин седьмого ранга, лорд-сеньор благородного сбора Касра, заявил, что упомянутый лорд солгал о битве с колдунами, и поскольку упомянутый благородный лорд обвинил упомянутого благородного лорда в том, что тот позволил себя опозорить колдунам в Аусе, тем самым показав, что не имеет чести и является трусом, и поскольку упомянутый благородный лорд обвинил упомянутого благородного лорда в том, что он не дал побеждающему отряду воинов закрепить свою победу в Ове, и поскольку упомянутый благородный лорд обвинил упомянутого благородного лорда в самозванстве, сотрудничестве с колдунами и враждебности сбору, и поскольку упомянутый благородный лорд заявил, что принял командование сбором, добившись его в поединке, должном определить предводителя благородного сбора, и поскольку упомянутые благородные лорды договорились разрешить эти вопросы в честном поединке, в соответствии с законами гильдии и сутрами, и упомянутый лорд заявил, что долг чести не распространяется на его вассалов, местом же и временем поединка выбрано место и время этого собрания, то постольку вы сейчас станете свидетелями этого выдающегося события, и пусть Богиня рассудит их и даст победу правому.
Уолли позволил ему все это повторить.
– Мне не нравится место про «позволил себя опозорить колдунам», лучше остановимся на «восстановлении чести воина».
– Правильно! – сказал Ннанджи. – Хороший пункт.
Уолли подумал, что он с легкостью расценивает этот бред как упражнение в геральдике.
– Еще одно: я думал, это будет чистый поединок, что там говорится о долге чести вассалов? Как это относится к тебе, брат?
Ннанджи улыбнулся этому, как хорошей шутке.
– Никто из них даже и не подумал об этом! Ты же помнишь, что четвертая клятва мало известна.
– Но что будет, если я проиграю? Ннанджи рассмеялся:
– Ты начнешь, а я прикончу его.
– Ты думаешь, что сможешь? Ннанджи понял, что он имеет в виду, и посерьезнел.
– Конечно, нет! Я не Седьмой. Он справится со мной в минуту. Не думаешь же.., что я хочу…
– Тогда это нужно отметить в тексте объявления! – резко сказал Уолли, чувствуя себя виноватым за то, что усомнился в нем.
– Ты не можешь! – сказал Ннанджи, сразу спрятав свой добрый юмор и усмешки. – Вспомни слова сутры: «Вечная, абсолютная и нерасторжимая!» Ты не можешь освободить меня от нее, и я не могу от нее освободиться. Если он победит тебя, я встану на твое место. Не заставляй меня напоминать об этом, а то они как-нибудь выкрутятся.
Так, значит, подобный исход не был гипотетическим для Ннанджи! Для него он тоже был вопросом жизни и смерти. Это уже становилось смешно. Катанджи молча стоял рядом, глаза его перебегали с одного на другого, и ему было совсем не смешно.
Но Ннанджи был прав. Четвертая клятва нерасторжима, и Уолли не может освободить от нее Ннанджи. Значит, ему придется драться за две жизни. Он сказал, что удовлетворен текстом объявления, и Ннанджи, кивнув, побежал к герольдам, его хвостик игриво болтался между лопатками.
