Она шумно вздохнула, нарушая тишину. Артемас встал между ними.
— Ты уже очень долго ходишь по острию ножа, — произнес он низким и с трудом контролируемым голосом. — Я разбаловал тебя из-за твоей ноги. Но не из жалости, — добавил он, видя, как Джеймс напрягся. — Пытаясь помочь, я позволил тебе излить свою горечь.
— Не нуждаюсь я в вашей снисходительности, — парировал Джеймс сквозь стиснутые зубы. — Презираю.
— Тогда измени свое поведение и не думай, что твоя травма оправдывает ужасные, гнусные слова в адрес остальных.
Джеймс холодным взглядом зацепился за полную покорность в глазах Лили, почувствовал правоту брата. Но непреклонная гордость, воспитанная для самозащиты на протяжении всей его жизни, не позволяла ему что-либо ответить. Его молчание просто означало перемирие. В блестящих глазах Артемаса, этаких светящихся твердых бриллиантах, он уловил отвращение.
Артемас, поддерживая Лили под руку, проводил ее к креслу, они обменялись быстрыми, влюбленными взглядами. Все сомнения Джеймса о природе их отношений сразу испарились. Тамберлайн говорил правду: они с детства любили друг друга.
— Пожалуйста, начинай, — кивнул Артемас Тамберлайну.
Тамберлайн подошел к письменному столу, достал автоответчик и сунул вилку в розетку на стене.
Лили вцепилась руками в подлокотники кресла. Ее нервы были на пределе. Артемас тотчас встал рядом, положив руку ей на плечо.
Тамберлайн перевел взгляд с Джеймса на остальных Коулбруков. Затем его повелительный голос поплыл с соизмеримой каденцией. Он рассказал им историю про автоответчик.
Майкл с изумлением спросил:
— Неужели на пленке голос Джулии? С какой стати?
Тамберлайн колебался.
Артемас ответил за него:
— Обсуждались возможные неувязки, в том числе и риск, связанный с мостом.
Лили заставила себя взглянуть на Коулбруков: ужас, отрицание, боль читались на их лицах. Джулия, казалось, снова умирала у них на глазах. Джеймс решительно шагнул вперед, потом остановился.
— Ты говоришь… говоришь, что Джулия знала насчет моста?
Рука Артемаса сжала плечо Лили.
— Да. Знала, но настаивала на продолжении строительства.
Вскрикнула Элизабет, покачнулась Касс, глаза Майкла умоляли. Джеймс бросился к Лили:
— Думаешь, мы поверим? Каким-то там откровениям Джулии, наиболее понравившимся тебе!
— Лили не хотела ни вам… ни мне… говорить об этой пленке, — вмешался Артемас.
Тамберлайн кашлянул.
— Это правда. Лили отказывалась передать эту пленку Артемасу. В конце концов я посчитал нужным посвятить Артемаса.
Касс подалась вперед, обращаясь к Лили:
— Почему ты хотела скрыть?
Лили многозначительно взглянула на Элизабет:
— Когда прослушаете, надеюсь, поймете. Джулия была сложной женщиной и слишком эмоциональной, чтобы рассуждать объективно. Она не чувствовала опасности; презирая Фрэнка, все же доверяла ему. А он убеждал ее игнорировать опасения Ричарда.
Смущение отразилось на пепельном лице Элизабет. Та мука, которую перенесли они с Джулией в детстве, выразилась в ее взгляде. Теперь понятно, почему Лили защищает Джулию!
Джеймс разочарованно присвистнул:
— По-видимому, у тебя развита таинственная интуиция относительно нашей сестры.
— Замолчи! — приказала Элизабет, глаза ее наполнились слезами. — Включайте! Я хочу услышать, что говорила Джулия.
Майкл сжал плечо Джеймса:
— Прикуси язык, пока мы не прослушаем пленку.
По-видимому, Джеймс впервые дрогнул. Отстранив Майкла, он подошел к Тамберлайну и облокотился на стол у автоответчика.
Раздался рокот магнитофона. Лили закрыла глаза. Из динамика вырвался злобный, решительный голос Фрэнка:
«Ты, глупый ублюдок, зачем рассказал Джулии о мосте?»
Лили оглядела лица окружающих. Разыгравшаяся трагедия полностью опустошила их. Жуткие голоса смолкли, в комнате воцарилась неестественная тишина. Тамберлайн выключил автоответчик и погрузился в глубокое раздумье.
Ни один из них не мог вымолвить ни слова. Наконец Касс обхватила голову руками и глухо спросила:
— Что же теперь делать?
Артемас печально оглядел лица родных:
— Мы поговорим. Поплачем. Простим.
Майкл, вздохнув, откинулся на спинку кресла:
— Хорошо, что мы узнали.
— И что теперь? — воспротивился Джеймс. Он гневно посмотрел на Лили. — Твой муж и остальные убедили ее в том, что мост безопасен!
Артемас прищурился:
— Теперь ясно, что она игнорировала предупреждения Ричарда и вынудила его согласиться со Стокменом и Грандом.
Джеймс выругался:
— Неужели ты осуждаешь ее за то, что она приняла рекомендации по техническим вопросам?! Ведь даже ни один адвокат не взялся обсуждать их.
— Я не осуждаю Джулию. Она совершила ошибку… Трагическую ошибку. Видимо, руководствуясь безрассудной гордостью. Она не останавливалась ни перед чем ради того, чтобы открыть сооружение в срок. Почему бы ей просто было не прийти к нам и не объяснить ситуацию? Не понимаю. Никто не обвинил бы ее в том, что она плохо справляется с заданием. — Он неожиданно ссутулился, словно от тяжкого груза. — Вот на этот вопрос мы никогда не получим ответа…
Джеймс ударил кулаком по автоответчику. Пластиковый корпус зловеще хрустнул. Лицо мужчины исказилось от гнева и горя. Затем он, хромая, подошел к окну и отвернулся.
Элизабет вдруг издала протяжный стон.
— Это трудно… вам, вероятно, и в голову не приходило, что кто-то может не понять вас. Вы никогда ни в чем не сомневались. На самом деле она была такой хрупкой и такой ранимой… Думаете, легко мне было, оберегая чувства каждого, скрывать от вас весь тот ужас из-за того, что не к кому обратиться за помощью?
Ее бессвязная речь очень встревожила остальных. Джеймс резко повернулся, Майкл пытался успокоить, обнял.
— Я не потеряла рассудок, — продолжила она тупо. — Я пыталась рассказать вам… Боже, я пыталась… — Взгляд ее остановился на Лили. — Я знаю, почему Джулия не могла никому довериться в критический момент. Лили, ты знаешь, о чем я. Именно поэтому, вероятно, ты не испытываешь к ней ненависти.
Лили тотчас похолодела.
«Нет, не надо, они уже и так расстроились».
Но она не могла, не имела права просить Элизабет скрыть заключительную часть головоломки.
— Лизбет, о чем ты? — потребовала Касс срывающимся голосом.
Элизабет поднялась, чуть ли не задыхаясь. В ней словно что-то переломилось, и раздался тихий, прерывистый голос. Мощная разрушительная сила слов обрушилась на Коулбруков.
