Артемас наклонился, зарделся, даже напрягся. Не было никакой робости, поскольку он воспринял это за шутку с ее стороны:
— У меня не было времени убедиться. Ты поймана или нет?
Ей хотелось задушить юношу. Но ей нравилось ощущать его руки, жар на коже, ей так хотелось, чтобы ничего не кончалось.
— Поймал. Только не навреди ей. Мне нравятся ящерицы.
Он осторожно сжал руку.
— Держу, — прошептал Артемас.
Лили краем глаза увидела, как он выпустил ящерку.
— Прощай, Боб, — сухо сказал он. — Теперь ты можешь рассказывать эту чертовски интересную историю своим внукам.
Он выпрямился. Атмосфера накалилась до предела. У нее перехватило дыхание: желание ощущать его не проходило. Она резко рванула футболку и лифчик вверх. Обнаженную грудь обдало холодным воздухом.
— Смотри, — с хрипом вырвалось у нее из груди.
Он сверкнул глазами.
— Ты не можешь отрицать, что я взрослая женщина или не знаю, чего хочу.
Он медленно скользил по ней взглядом.
— Ты очень красива, и мне совсем не обязательно видеть тебя обнаженной, я и так всегда знал это.
Он быстро зашагал к входу, расправив плечи, выпрямив спину.
Лили закусила губу и опустила глаза. Одернув футболку, она последовала за ним.
* * *
Послеполуденное солнце отбрасывало длинные тени, когда они выехали из леса на дорогу, ведущую к Маккензи. Они проехали около двух миль мимо огромных дубов, каких-то красных деревьев и кленов, которые всегда связывали поместье и ее фамильные земли. Раньше здесь проходила охотничья дорога индейцев-чероки, дед показывал ей коллекцию наконечников, найденных у ручья.
— О чем ты думаешь? — Артемас не сводил с нее глаз.
— Об этой чертовски интересной истории, — ответила она с грустью.
В висках стучало, и говорить не хотелось. Лили остановилась посреди гравиевой дороги, стараясь ничего не упустить, сохранить в памяти мельчайшие детали: крохотные голубые фиалки в канавах, изгородь из проволоки и пастбище по другую сторону, извилистую тропу из красной глины, ивы и фруктовые сады у дома.
«Я не смогу без этого. Я умру без Артемаса», — думала она.
Подобное малодушие было не по ней. Их род всегда славился трудолюбивыми, смелыми и верными людьми. Ар-темас скоро уедет, она соберет вещи и через несколько дней покинет ферму. Надо выжить, выучиться и преуспеть во что бы то ни стало. Она верит в будущее, где он уже не станет выбирать жизнь без нее.
* * *
Они почти всю ночь разговаривали о всяких невинных вещах, которые немного примирили их, — о музыке, книгах, фильмах, пище. О том, как лучше всего наблюдать закат. О запахе воздуха после дождя. Он играл на старом добром расстроенном пианино в гостиной. Лили и знать не знала, что бабушка занималась с ним музыкой. От нее, как от зигфельдо-вой девочки
[14]
, ему досталась энциклопедия музыки. Веселые старые песни, в основном хорошо известные, — «Чай для двоих», «Мое голубое небо», «Река старика», «Романтика».
Потом они сидели на крыльце в полной темноте, слушая крики сов, улавливая мелькание оленя, наблюдая за енотом на краю цветочной клумбы. Она поведала ему, как отличить хорошую садовую землю от плохой, как обмануть наседку, как отыскать в лесу женьшень. Он слушал ее с огромным интересом.
— Я знаю много, но все это становится бесполезным за холмами, — задумчиво проговорила она. — Об этих знаниях заботятся только старожилы да энергичные типы из Атланты, прибывающие сюда с подшивкой журнала «Матушка земля» и электрическими котелками.
— Как ты нетерпима, — прошептал Артемас, втайне забавляясь.
— Большинство из них думают, что поднимут здесь культуру. Думают, что просто надо найти компанию Дейси Маеса и Лиля Эбнерса или что-нибудь среднее между «Деливеренс»
[15]
и искусством Нормана Роквелла
[16]
.
— А ты бы что хотела?
Скорее надо было бы спросить: «Как бы ты хотела, чтобы я смотрел на тебя?» — потому что Артемас усмотрел в ее размышлениях попытку сравнить его жизнь и свою собственную. В Нью-Йорке она на собственной шкуре ощутила эту разницу, пропасть такую широкую, как расстояние от Земли до Луны.
— Помнишь эту святую Сандру Ди с ее слащавыми речами в сериале «Тэмми»
[17]
? А вся эта чепуха о южных красавицах из телевизионных шоу? Это все не по мне. Я уже пила пиво, как-то на вечеринке курила марихуану и так поглупела, что вряд ли захочу этого вновь. Здесь я никогда не найду парня, без которого я бы не могла обойтись и без которого я… уже обошлась. До сих пор летом и по праздникам я торговала в магазине рассадой и работала в оранжереях Фридмана. У меня появилась сноровка в декоративном садоводстве, я знаю об удобрениях гораздо больше, чем кто-либо другой. Это моя жизнь. — Она слегка кивнула ему. — Думаю, это хорошая жизнь. — И тут же про себя добавила: «Но не слишком, чтобы удержать тебя здесь». — Лучше поговорим о чем-нибудь другом. — Она оперлась спиной о крыльцо и взирала на его могучую фигуру с безнадежным трепетом одиночества.
«Эта твоя женщина, давай поговорим о ней».
Чтобы все разрушить? Ну уж нет!
— Твои родители? — тихо спросил он. — Хочешь поговорить о них?
— Нет, — она скрестила руки на груди. Холод пробрал ее до костей. — Они со мной все время. Заводя об этом разговор, я чувствую, что теряю их. Конечно, все это…
— Я понимаю.
Как хорошо, что она не видела его лица.
«Я понимаю, потому что все это чувствую сам, когда пытаюсь поговорить об отношениях между нами».
Видимо, именно это многозначительное молчание и сближало их.
Он вошел в дом и сел за пианино. Она последовала за ним и легла на диване. Незадолго перед восходом Лили уснула под знакомые до боли, милые сердцу старые мелодии. Она еще ощутила, как он накрыл ее одеялом и нежно погладил по голове.
Может быть, предсказание Маленькой Сис сбудется? Это лишь дело времени.
