Артемас резко повернул ее к себе:
— Опять обвиняешь.
Он поднялся и зашагал прочь. Прошло несколько долгих минут, прежде чем он услышал плеск ручья. Она, стоя на коленях, уже в джинсах и теплой куртке поверх мокрой рубашки, завязывала шнурки на своих ботинках.
— Это место уже никогда не станет тем, чем было, — медленно сказал он. — В данной ситуации ничто не будет таким же прекрасным, как раньше. Пора смириться с этим.
— А как же Голубая Ива?
— Не отрицаю, есть места и воспоминания, которые достойны памяти.
— Вот философия человека, которому улыбнулась фортуна благодаря женитьбе на дочери сенатора и продаже технологии керамики военным.
— Да, дабы изгнать дьявола и не стать жертвой.
Она сверкнула глазами:
— Дьявола вроде меня?
— Ты — жертва, раз руководствуешься слепой верой и страдаешь от благородства.
— Ты думаешь, что, посидев обнаженной в холодной воде, я не заслужила места в Галерее славы?
Его передернуло от ее сарказма.
— Пожалуй, так оно и было бы, если бы тебя изнасиловал какой-нибудь бродячий охотник.
— О, вот бы был праздник для всей твоей семьи!
— Ты злишься, стоит ли говорить о подобном.
— Да уж, твои братья и сестры, вероятно, думают, что я вернулась сюда, чтобы снова завоевать твою благосклонность… а может, и твою постель.
— Всей этой грязи тебя научил тот недобросовестный ублюдок, за которого ты вышла замуж?
— Мой муж… — Она пыталась казаться спокойной, но не выдержала и утратила самообладание. — Мой муж меньше прочих походил на циника. И умер с ребенком на руках.
Артемас вздрогнул, будто она ударила его по лицу.
— Лили, — отчаянно сказал он. — Лили. Позволь мне помочь тебе. Я дам тебе денег, ты выкупишь ферму. Я могу…
— О Боже! — Она вздрогнула. — Ты думаешь, я всегда буду принимать от тебя помощь? Ты все еще думаешь, что можешь распоряжаться моей жизнью и получать все, что хочешь?
Артемас опустил руки.
— Да.
Она резко вздохнула:
— Бог проклянет тебя.
Он повернулся и зашагал прочь. Отныне у них не было будущего.
* * *
— Она отравилась, — сказал Джеймс. — И Артемас, по-видимому, не желает признавать этого.
Тамберлайн откинулся на спинку плюшевого кресла. Он боялся их скрытого волнения, озабоченности. В семье наступил разлад — такого раньше никогда не случалось.
— А что ему делать? — спросил Тамберлайн. — Бросать родовое поместье только потому, что миссис Портер захотела жить в доме, который столь же важен для нее?
— Мог бы заставить ее уехать! — воскликнула Касс. — Вместо того чтобы объяснять нам, что он принимает такое положение дел.
Тамберлайн чуть пожал плечами:
— Разве он намерен расстелить перед ней ковер?
Элизабет нахмурилась.
— Тамми, эта дружба… дает ли основания полагать, чт-о это было больше чем обычная дружба?
— Нет. Как я уже раньше говорил, он проводил время в ее семье, когда был ребенком. Они долгое время переписывались. Переписка была совершенно невинной и сентиментальной. — Тамберлайн, солгав, осторожно прикрыл Артемаса. Тот открылся ему год назад, но этот секрет он никогда бы не выдал.
Элизабет вздохнула:
— А может, она теперь намеренно пытается как-нибудь навредить нам?
— Нет. Я считаю, что миссис Портер очень честная женщина, которая думает, что имеет гораздо больше оснований для мести, чем Артемас.
Майкл подался вперед:
— Но должна же она понять, что ситуация обострилась именно благодаря ей.
Тамберлайн нахмурился.
— Широко публиковалось, что архитекторы и подрядчики несут ответственность за обвал моста и что твой брат полностью исполнил свой долг. Никто не смеет утверждать, что из-за дружбы с миссис Портер он уклонился от своих обязанностей перед «Коулбрук Интернэшнл»… или перед семьей.
Джеймс выругался.
— В семье никогда больше не будет мира, пока она живет рядом с поместьем. Теперь ясно: Лили живет там, чтобы доказать нам, что она вольна делать все, что захочет.
Тамберлайн уже не сердился на Джеймса. Джеймс, по-видимому, стремился разрушить будущее, а не восстановить его. Менеджер с тоской посмотрел на собравшихся.
Джеймс в приталенном черном костюме в полоску, прямой и настороженный, облокотился о мраморный камин, словно спасаясь от холода, одной рукой он сжимал металлическую банку — один из своих тренажеров для физической нагрузки. Элис сидела в кресле рядом, модное черное платье делало ее более подавленной, чем обычно.
Кассандра, вышагивая по комнате в удобном красном шелковом платье, платок с бриллиантами на плече, казалось, готова заживо сожрать Лили. Элизабет в скромном сером костюме забилась в маленькое кресло, плотно сжав колени. Ребенок ее уже начал ходить, а сейчас пускал слюни на рукав пиджака.
Рядом с сестрой расположился Майкл, добрый, приятный Майкл, в джинсах, в пиджаке в мелкую клетку поверх спортивной рубашки; песочно-каштановые волосы спадали на его бледный лоб и большие карие глаза.
Все Коулбруки были уважаемыми и любимыми людьми, и от сознания того, что сейчас они упали до мщения и подозрительности, Тамберлайну стало не по себе. Он медленно покачал головой.
— Джеймс, ты, по-видимому, забыл — да думаю, вы все забыли, — что миссис Портер не удалось сделать ничего ужаснее, как любить и верить своему мужу.
— Она сказала, что Джулия знала насчет моста, — парировал Джеймс. — Она сказала, что Джулия запугала ее мужа, который вынужден был отклониться от стандартов. Нет никакого оправдания обвинениям подобного рода, и никогда не будет!
Элис слабо запротестовала:
— Послушайте, а может, нам следовало бы попытаться понять Лили, даже если мы не согласны с ней.
Элис посмотрела на Джеймса. Его свирепый взгляд заставил ее замолчать.
Он резко показал на свою больную ногу:
— Да, я знаю, как много надежд ты на меня возлагаешь в легкоатлетических соревнованиях этой весной.
Элис вздрогнула и отвернулась. Наступила неловкая тишина. Кассандра нахмурилась, Элизабет с Майклом, казалось, одинаково оцепенели.
Тамберлайн поднялся на ноги.
— Джеймс, — зарокотал менеджер подобно несильному грому. — Сейчас Элис более терпима к тебе, чем я.
Он покинул офис, хлопнув дверью.
Атмосфера совсем накалилась. Джеймс прихрамывая подошел к Элис и, поколебавшись, положил руку ей на плечо. Она одобрительно похлопала его руку своей ладошкой, но выражение ее лица осталось прежним. Наконец Кассандра подвела итог:
