На самом деле они принимали желаемое за действительное. Людям необходим кто-то или что-то большее, чем их собственные достижения, чтобы они могли в это верить. Вот почему среди нас есть актеры, политики и проповедники. Как и большинство обыкновенных легенд, я состояла из плоти и крови, просто мне совершенно не хотелось выставлять напоказ мои слабости и ошибки. Благодаря моей добросовестной и тяжелой работе люди верили в красивые сказки обо мне и моих близких. Но иногда мы действительно поднимались до той высоты, на которую они нас вознесли. В такой день, как этот, легенды о нас становились правдой.
Я сняла с пояса мобильный телефон, посмотрела на часы и стала ждать. Чтобы закончить ритуал, мне требовался еще один элемент. Дэвис всегда звонил из Массачусетса, чтобы пожелать мне удачи в первый день сбора урожая. Телефон зазвонил. Впрочем, зазвонил — не то слово. Это были первые аккорды песенки, известной в сороковые годы: «Не сиди под яблоней ни с кем, кроме меня». Благодаря Мэри Мэй, никто никогда не обвинит нас в скрытой рекламе. На собственном опыте мы убедились в том, что яблоки лучше всего продаются под соусом из сентиментальности и ностальгии.
Я торопливо поднесла телефон к уху.
— Как поживает мой взрослый сын…
— Мать, подожди, я должен миновать этот поворот. Я поднимаюсь на Чочино.
Подул ветер. Я услышала в трубке рев мощного мотора и вскочила на ноги.
— Что случилось? Почему ты не в Гарварде?
— Я все объясню потом. Я спускаюсь в Долину. До дома мне минут десять. Я за рулем со вчерашнего дня. Четырнадцать часов. У меня для тебя сюрприз.
— Почему ты не в университете? Послушай, Дэвис, что произошло?
— Здравствуйте, миссис Тэкери, — внезапно услышала я мелодичный голос. Женский голос! — Дэвис, скажи своей маме, что мне не терпится с ней познакомиться и…
— Эдди, немедленно прячься обратно под плед!
— Они и так знают, что я в этой машине. Нам не удастся их и дальше обманывать. Твое одеяло нам не поможет.
Я с такой силой вцепилась в телефон, что побелели костяшки пальцев.
— Юэлл Дэвис Тэкери-младший, — медленно произнесла я, — от кого ты прячешь девушку и почему?
— Мать, я все объясню… Подожди.
Я слышала рев ветра в окне его машины, слышала, как вскрикнула неизвестная мне Эдди.
— Они у нас на хвосте! Прибавь, Дэвис!
— Нет, нет! — крикнула я. — Черт побери, Дэвис…
— Мать, жди нас у ворот и будь готова закрыть их за нами сразу же, как мы въедем.
— Кто гонится за тобой и этой девушкой?
— Не могу разговаривать! Должен следить за дорогой! Я люблю тебя, мать!
Телефон отключился. У меня задрожали колени, но в следующую секунду я уже бежала к дому, бросив кувшин и все мои защитительные молитвы у корней старого дерева.
Мать, у меня для тебя сюрприз.
Я внушила сыну, что он должен называть меня «мать», а не «мама» или «ма». А я называла его Дэвис в отличие от отца, которого все звали Большой Дэви. Его отец так и не стал взрослым. А мой сын обязан был повзрослеть. Добиваясь этого, я не шла ни на какие компромиссы. Но неприятные сюрпризы мне были ни к чему.
Я села в кабину большого красного фургона, которым мы пользовались, доставляя выпечку и яблоки местным магазинчикам. «Это не яблоко, если это не „сладкое яблоко Хаш“, — гласила надпись на его борту под тонким силуэтом яблони. Я сразу набрала скорость и вылетела со двора, едва не задев камни, огораживавшие бордюр из ирисов, которые были старыми уже тогда, когда я была молодой. Дорога петляла с четверть мили по нашим садам, а потом выходила на плоскую беспорядочно застроенную площадку. Это место мы теперь называли Амбарами.
Первое выстроенное мною здание сохранилось. В нем теперь располагался магазинчик сувениров, но кухню и магазин мы перевели в более просторное помещение. Среди сувениров можно было найти безделушки из хрусталя и серебра, золотые украшения, тонкое столовое белье и другие предметы обихода, все так или иначе связанные с яблоками. Среди Амбаров находилось отдельное помещение для холодильника с регулируемым режимом температуры и павильон в сельском стиле для торговли на открытом воздухе и оркестра, игравшего блу-грасс. Все эти здания окружали акры усыпанных гравием автостоянок и ярды деревянных изгородей.
Ухабистая дорога вывела меня на парковку, а сама побежала дальше, преображенная, словно женщина, вышедшая из косметического салона, — гладкая, заасфальтированная. Она поднималась на холм, где вдоль нее стояли яблони и подстриженные кусты самшита, и приводила к красивым белым высоким воротам, выходившим на Макгиллен-роуд. Наша красно-белая вывеска сияла между двумя каменными столбами. «Ферма Хаш. Открыто ежедневно с 10 до 18, с 1 сентября по 31 декабря. Это не яблоко, если это не сладкое яблоко Хаш».
Я открыла ворота и сорвала с пояса телефон, вглядываясь в то место, где дорога скрывалась среди могучих пихт, елей, лавров, орешника и круто поднималась на гору Чочино.
— Ты нужен мне здесь, в Долине, — сказала я в трубку, набрав номер. — Приезжай быстрее. У нас проблемы.
— Буду через десять минут.
Низкий мужской голос не задал мне ни одного вопроса, и я отключила телефон. Мой маленький брат стал теперь шерифом Логаном Макгилленом. Он был немногословен. Для него жизнь была простой и понятной. Я вырастила его, чтобы он защищал наш мир, что он и делал.
Я ждала.
А ждать — это для матери самое трудное.
Дэвис Тэкери, молодой человек двадцати четырех лет, заканчивающий Гарвардскую школу экономики, спускался по серпантину с горы Чочино на старой черной «ТрансАм» 1982 года, которую они с отцом любовно привели в порядок к его шестнадцатилетию. Дэвис хранил в бардачке фотографию, на которой он был снят вместе с Дэви. Они обнимали друг друга за плечи грязными руками и улыбались в объектив, стоя позади почти голого каркаса «ТрансАм». Эта машина была плодом совместного труда отца и сына. Она не могла подвести Дэвиса и его девушку.
Предполагалось, что Дэвис достаточно умен, чтобы оценить плюсы и минусы собственного выбора.
Он отбросил в сторону сотовый телефон, когда очередной крутой поворот скрыл от него три черных седана, неотступно преследовавших «ТрансАм».
— Моя мать знает, что мы едем, и она примет нашу сторону.
Девушка посмотрела ему в затылок с заднего сиденья машины.
— Дэвис, ты ведь ничего не сказал ей. Ты просто напугал свою мать до смерти.
— Напугал? Мою мать? Ничего подобного. Я же говорил тебе, что ничто не может вывести мою мать из себя. Она будет готова защищать нас.
— Почему ты в этом так уверен? Ведь она знает только, что ее сын гонит как сумасшедший и везет домой незнакомую ей девушку.
— У нас есть родственник, который однажды привез домой стриптизершу с карнавала. Это все пустяки.