— Да, это была самозащита, — медленно произнес я. Ал кивнул, но мой тон ему явно не понравился.
— Тебе не в чем оправдываться, Ник. У него было оружие. Ты не знал, как он поступит. Он мог обернуться к тебе и выстрелить. Ты знал только одно — он собирал-ся снова напасть на Эдвину и Эдди. Ты с ним боролся. Ты не собирался его убивать.
Я промолчал. Черт побери, если у нас кто и совестли-вый, то это Ал, а не я. Ал не хотел признавать, что убий-ство может быть просто-напросто полезным, что этот человек, намеревавшийся убить его жену и дочь, заслу-живал смерти — как и тот высокопоставленный судья, известный адвокат или замазанный коррупцией поли-цейский, которые наняли его.
— Я намерен найти того, кто подослал убийцу, — заявил Ал. — Я засажу его на всю оставшуюся жизнь.
Засадить его, конечно! Все будет чисто и гладко: тю-ремное заключение, как и предписывает закон. Нет, мой дядя не хотел, чтобы я признался, что убил ради него, Эдвины и Эдди, что это была не самооброна, а месть. И мне не хотелось его разочаровывать.
— Иди домой, — сказал я. — Думаю, что смогу снова заснуть. Увидимся утром.
Ал неожиданно провел рукой по моим волосам, слов-но я был ребенком.
— Надеюсь, что ты будешь хорошо спать. Эдвина, Эдди и я любим тебя, Ник.
Когда он ушел, я заплакал.
Биллу Снайдерману было тридцать восемь, и он был похож на актера Билла Косби, только лысины у него было больше, чем волос. Снайдерман вел себя как человек, добившийся успеха, заработавший достаточно денег как корпоративный юрист, чтобы политика стала для него хобби. Он уже сделал себе имя как организатор из-бирательных кампаний на уровне штата и во время де-батов о гражданских правах. Он, Ал и Эдвина дружили еще с колледжа. Я знал, что когда-то он пытался угово-рить их не брать меня в семью. Теперь Билл сидел у моей кровати в больнице, нервно разглаживая и без того отлично заглаженные стрелки на брюках своего тысячедолларового костюма.
— Как?! — воскликнул я. — Ни цветов, ни конфет, ни открытки с надписью «Надеюсь, ты найдешь свой пальчик»?
Он швырнул мне газету.
— Я всегда знал, что это вопрос времени. Враги тво-его дяди рано или поздно должны были разыграть твою карту, чтобы ударить его побольнее.
Газета раскрылась на странице с колонкой Хейвуда Кении. К этому времени толстяк Кении, репортер кри-минального отдела, стал еще более толстым ведущим политической колонки. Из «Чикаго трибюн» его уво-лили, так как он излишне приукрасил нашу историю, чтобы она казалась более драматической. Зато теперь его колонку печатали газеты по всему Среднему Западу, и он вел передачу о политике на местном радио. Кении не спускал глаз с Ала и Эдвины, дожидаясь возможнос-ти отомстить. И я сам сдал ему козыри.
«Мягкосердечный Ал и его персональный наемный убийца избежали обвинения в убийстве», — гласил за-головок колонки.
— Сегодня это появилось в пяти крупных газетах штата Иллинойс, — «порадовал» меня Билл Снайдер-ман. — Правда это или нет, значения не имеет.
Я мрачно уставился на газету.
— Я знаю.
— Ты мне не нравишься, Ник, и никогда не нравил-ся. Ты приносишь Алу одни неудачи. Ты альбатрос на шее его политической карьеры.
— Скажи мне что-нибудь такое, чего бы я сам не знал.
— На следующих выборах Ал собирается баллотиро-ваться в конгресс, и я буду руководить его кампанией. Популярность, которой они с Эдвиной пользуются, по-зволяет начать политическую карьеру прямо сейчас. Мы с Эдвиной разработали потрясающий план. Ал про-работает один срок в конгрессе, а потом изберется в сенат. Два, может быть, три срока в сенате — и он сможет баллотироваться в президенты. Ал обязательно выиграет.
— Неужели все так просто? — усмехнулся я.
— Вот увидишь. Ал хороший человек; таких, как он, любят, таким доверяют. Он лучший кандидат из тех, что я видел: чистюля, у него замечательная семья, он хоро-ший муж, хороший отец, служитель общества, верный, как пес. Конечно, мешает тот факт, что он из семьи по-ляков-католиков: слишком отдает этнографией, и это опасно. Но с этим я справлюсь. Поможет голубая кровь Эдвины, ее предки из первых пилигримов. Она отлич-ная пара для него — всегда добивается своего и поддер-живает Ала на тысячу процентов. И разумеется, Эдди —самая лучшая реклама.
— Не говори так об Эдди.
Мой тон заставил Билла громко сглотнуть.
— Прости. Разумеется, нет. Ал и Эдвина относятся к ней не так, как я. Ты бы слышал, что они говорили се-годня утром! Они боятся снова показывать ее публике. Боюсь, что они будут слишком ее опекать.
— Возможно, тебе удастся уговорить их посадить малышку в безопасную клетку. Тогда избиратели смогут платить по четвертаку, чтобы посмотреть на нее.
Билл уставился на меня.
— Давай вернемся к разговору о тебе. Моя задача убрать из жизни Ала все, что может бросить тень на его безупречную репутацию и запятнать его светлый образ. В данном случае это ты.
— Ах, Билл, ты мне льстишь.
— Послушай, ты ведь готов на все ради него, Эдви-ны и Эдди. Не дури мне голову, я тебя знаю. Ты все равно что волк, защищающий свой выводок. Так вот, сейчас ты можешь им помочь единственным способом: уезжай, держись подальше от них. Найди себе уютную норку и там затаись. Желательно, в другой части света.
— Держу пари, Ал не знает, что ты здесь. Снайдерман вытер пот со лба, он явно нервничал.
— Нет, не знает.
— Отлично. Ему незачем об этом говорить. Билл вздохнул свободнее.
— Я рад, что т,ы согласен. Ал разозлится, как черт, — ты же знаешь, какой он сентиментальный. Вот почему, собственно, он всех так привлекает. Но это может погу-бить его карьеру.
— Знаю. — Я кивнул.
— Ты его ахиллесова пята, Ник, уйди в тень. И дер-жись подальше.
Он посмотрел мне в лицо и нервным жестом поправил шелковый галстук, будто вспомнил о сломанной шее. Но я думал только о моем одиночестве.
Один знакомый из форта Брэгг связался с организа-цией от моего имени, и они прислали своего человека на следующий же день. Моя жизнь переменилась настолько быстро, как будто нужные люди ждали меня в тени, пока я сам не понял, где мое место в этой жизни. Мужчине в форме майора, который должен был вести со мной переговоры, было на вид лет сорок. У него была квадратная челюсть, поджарое мускулистое тело и глаза зверя, выходящего на охоту безлунными ночами. То есть, если быть честным, точно такие же, как у меня. Он по-казал мне военное удостоверение, на фотографию для которого снялся еще зеленым рядовым во Вьетнаме.
— Я хотел, чтобы вы увидели, что вначале мы все похожи на бойскаутов, — сказал он. — В то время я ис-кренне верил, что могу спасти мир, если буду ходить в чистом белье и размахивать флагом.
Несколько секунд я молчал, продолжая застегивать рубашку одной рукой. В будущем воспоминание об этой отлично выглаженной рубашке, хрустящей от крахмала и пахнущей новой жизнью, всегда отзывалось странной пустотой в моем желудке.
