Квентин считал себя мужчиной, а настоящий мужчина обязан уметь контролировать свои отношения с женщинами. Не имело значения, как жестко и грубо вел себя папа в компании мужчин, Квентин никогда не видел, чтобы он обращался с женщинами негалантно.
Поэтому Квентин устремил всю свою энергию на школьные занятия и книги, мечтая исключительно о героическом будущем. Он постоянно читал, но при этом не забывал вовремя наточить лезвие стилета, полученного от отца. Жизнь его протекала в непрерывном напряжении, беспокойстве за свою семью. Ему казалось, что им грозит опасность, которую он не мог ни описать, ни предсказать. Отцовские искания, его постоянное недовольство собой наполняли атмосферу семейной жизни темными тучами, грозившими вот-вот пролиться дождем.
В деревянном ящике под кроватью Квентин хранил игрушки, сделанные для него отцом много лет назад: монстры, машинки и десятки кубиков самой фантастической формы. Все это Ричард создал из негодных автомобильных деталей, подобранных в гараже.
Весь этот металлический мир грохотал, звякал и находился в безостановочном движении, как и мир настоящий. Иногда Квентин уходил подальше от дома и пытался мысленно представить хотя бы одну вещь, которая не падала бы, стоит ему только отвернуться.
Как и отец, он уже мог увидеть скрытую от глаз структуру вещи. Еще совсем малышом он разобрал свой шаткий ночной столик, а потом снова склеил его. Столик больше не шатался, а мама решила, что пол в спальне Квентина покосился от времени. Квентин с удивлением и удовольствием смотрел, как она тщательным образом осматривала все стены в поисках трещин.
– Ах, вот кто это сделал, – с гордостью сказала Анджела, когда он наконец признался. – Ты родился строителем. Я в этом уверена.
Квентин заявил, что станет архитектором, и мать ни на минуту не усомнилась в этом.
– Ты будешь не просто архитектором, а великим архитектором, – поправила она.
Чем сильнее становилась его страсть к порядку, тем тщательнее он изучал куски металла, словно играл в шахматы странными фигурами. В сознании Квентина возникла убежденность, что стоит ему потерять контроль – и от одного неверного движения все разрушится, в том числе и его жизнь.
– Эй, Рикони! – На худом лице Мейера Брэтлматера появилась злобная ухмылка. Он был из тех, кто кричит гадости издалека, а потом побыстрее сматывается. – Твоему папаше лучше было бы продать парочку своих художеств, да поскорее, а то вас собираются выкинуть из квартиры! – Мейер выпалил это и тут же скрылся за дверью родительской пекарни.
Квентин только что вышел на свою улицу, как раз у этой самой пекарни. Он был в библиотеке и возвращался домой со стопкой книг, собираясь готовиться к контрольной по физике. Он посмотрел на свой дом и с ужасом увидел, что поганец Мейер не соврал. На тротуаре перед парадным громоздились вещи Рикони: мебель, папины скульптуры, мамины книги, кастрюли и сковородки. Множество предметов валялись на земле, словно мусор.
Квентин бросился бежать, кинув книги на ящик с яблоками у ближайшей лавочки, обгоняя людей, спешащих по своим делам. Они оборачивались, покрепче прижимали к себе сумки, оглядывались в поисках полицейского. Квентину уже исполнилось пятнадцать, и выглядел он взрослым. Выражение его лица напугало прохожих.
Миссис Зильберштейн, толстая старуха в ярком цветастом кимоно и фартуке с пятнами от супа, охраняла вещи Рикони, используя старомодный черный зонтик вместо оружия. Анджела всегда ей помогала, ухаживала за ней, когда та болела, приносила продукты, выполняла поручения. Квентин тоже не забывал старую соседку. Она заменила ему отсутствовавшую бабушку.
– Прочь, прочь! – Миссис Зильберштейн грозила зонтом трем темнокожим парням. Они смеялись и выбрасывали вперед руки, словно на дуэли. – Да как вы смеете! – возмущалась она. – Я вас придушу, если вы еще что-нибудь сломаете! – Осколки гипсовой “Женской головки” лежали на тротуаре, напоминая разбитый арбуз и демонстрируя всему миру пыльные внутренности.
Квентин с яростным рычанием обрушился на парней, раздавая удары направо и налево. Одному он расквасил нос, другой получил удар в низ живота. Третьему же удалось ударить Квентина по голове, и тот рухнул на колени. Когда в глазах у него прояснилось, парни уже ушли, а над ним склонилась миссис Зильберштейн, что-то ворковавшая на идиш и осторожно гладившая его по щеке.
– Бедный мальчик, несчастный малыш, – стонала она. – Я позвонила твоей маме полчаса назад. Она вот-вот появится.
Квентин поднялся на ноги, покачиваясь, у него кружилась голова, но он был преисполнен решимости. Юноша собрал осколки гипсовой статуэтки, аккуратно завернув их, чтобы не повредить еще больше.
– Пожалуйста, не говорите маме, что я дрался, – попросил Квентин соседку.
– Разумеется, я ничего не скажу! Но эти мерзавцы получили по заслугам! – Миссис Зильберштейн с отвращением сплюнула.
У дома остановилось такси. Анджела вышла на тротуар, высыпав в ладонь водителю горсть четвертаков, которыми должна была заплатить за свой ленч. Квентин протянул сверток с осколками миссис Зильберштейн, и та прижала его к груди, будто младенца. Мама увидела его, перевела взгляд на их пожитки, и ее лицо побелело.
– Я позабочусь об этом, мама, – твердо сказал Квентин, как будто он мог что-то сделать.
Протянув вперед руки, Анджела двинулась вперед, как автомат. Она нагнулась, подняла из общей кучи раскрывшуюся при падении книгу, расправила смятые страницы, аккуратно закрыла ее и выпрямилась.
– Оставайся здесь и присмотри за вещами, – велела она сыну. – Я пойду и поговорю о небольшой ссуде, чтобы мы могли внести долг по квартплате. Потом мы с тобой втащим все это наверх, и все будет отлично. Твоему отцу незачем об этом знать. Миссис Зильберштейн, я даже не знаю, как мне отблагодарить вас за помощь.
– Как же я могла не помочь? Вы мне как семья. Жаль, что у меня нет денег, чтобы дать вам в долг.
– Спасибо за заботу.
Анджела развернулась, собираясь уйти, но Квентин преградил ей дорогу. Он дрожал от отчаяния и гнева.
– Ты ведь идешь к Маклэндсу, верно?
Бертин Маклэндс держал ломбард и давал ссуды под огромные проценты. Кровосос похлеще Сиконе. Мать кивнула.
– Деньги – всего лишь деньги. Они необходимы, чтобы жить. Не волнуйся.
Она коснулась рукой щеки сына, встретилась с ним глазами, взглядом призывая его взять себя в руки, и пошла вдоль по улице, тяжело опираясь на палку. Ее поношенный коричневый плащ развевался на ветру словно крылья ястреба.
К вечеру квартира снова выглядела по-старому. Квентин аккуратно склеил “Женскую головку”. Мать следила за ним усталым, но довольным взглядом. Затем она легла на диване в гостиной, а Квентин ушел к себе, сел на кровать и уставился взглядом в пол. Тишина давила ему на уши.
– Я пойду работать к Гуцману, – объявил Квентин на следующее утро. – Я уже достаточно взрослый, и ты не можешь мне запретить. Я должен получить работу, иначе нас снова выселят.
