Этот невероятный год, закончившийся кровопролитием на Медвежьей горе, начался для Квентина в одном из отдельных кабинетов крупнейшего аукционного дома на Манхэттене. Он стоял за зеркальной стеной, разглядывая собравшихся внизу богатых коллекционеров предметов искусства с любопытством чужака. На следующий год ему должно было исполниться сорок лет, волосы на висках уже тронула легкая седина. Но он оставался мускулистым и крепким, строгим мужчиной со спартанскими, но элегантными вкусами.
В своем красивом сером костюме, с блестящими в свете неярких ламп черными волосами, он мог бы сойти за одного из богачей, что собрались внизу, если бы не мозолистые руки, армейская татуировка, скрытая одеждой, и глубоко укоренившаяся сдержанность и наблюдательность, выдававшие нечто куда менее элегантное, чем то, что обещал костюм.
Семь лет, прошедшие после его ухода в отставку, не отличались ни легкими победами, ни особо приятными воспоминаниями, но они принесли успех. Квентин Рикони ныне владел компанией, разбиравшей приговоренные к сносу дома и продававшей то ценное, что в них еще оставалось. Мечты о том, чтобы стать архитектором или строителем, давно увяли. С упрямой настойчивостью и некоторым состраданием к утраченным ценностям, он с точностью хирурга расчленял здания, когда-то дававшие кров другим.
В кармане дорогих серых брюк по-прежнему лежал подарок его отца, отточенный, как бритва, тонкий серебристый стилет. Квентин держал его больше ради воспоминаний, чем из нужды, но иногда он тайком сжимал его загрубевшими пальцами.
Анджела сидела рядом с ним, с прямой спиной, и гордо взирала на суету внизу. Благодаря манхэттенскому стилисту ее волосы всегда были подстрижены и уложены по последней моде. На лице проступили легкие морщины, свидетельства печали и мудрости.
Она давно сменила очки на контактные линзы, а простые юбки и блузки на не менее простые, но элегантные, сшитые на заказ костюмы и платья. Она не носила драгоценностей, кроме крошечных золотых сережек и гладкого обручального кольца, когда-то подаренных ей Ричардом. При ходьбе Анджела теперь опиралась на изящную деревянную трость с бронзовой ручкой, сделанную Квентином из остатков металла, которые он нашел в мастерской отца. Ее поведение так же, как и внешний облик, должны были создавать правильное впечатление о гении Ричарда и принесенной им жертве.
В мире искусства вдову Ричарда Рикони за глаза называли Стальным Ангелом. Уважительное прозвище отдавало дань тому, что сделала эта женщина, пропагандируя искусство своего мужа. За последние двадцать лет Анджела написала бесчисленное количество статей о его творчестве в различные журналы, убеждала музеи выставить его скульптуры, организовывала выставки в галереях и добивалась поддержки маститых критиков.
Анджеле удалось даже уговорить владельцев одного издательства выпустить книгу с фотографиями скульптур Ричарда Рикони и выдержками из его дневниковых записей и писем. До сих пор она регулярно бывала в книжном магазине при Музее современного искусства, проверяла наличие книги на полках и тайком от продавцов ставила книгу о Ричарде Рикони в первый ряд.
Наконец, именно Анджела сумела организовать небывалую рекламную акцию. Она договорилась о встрече с черноволосым подвижным итальянским модельером по фамилии Лука, взлетевшим на гребень моды, и убедила его поставить несколько скульптур Ричарда в парижском демонстрационном зале. Эротичные мужские скульптуры работы Ричарда удивительно гармонично вписались в мир, центром которого был Лука.
– В них столько же жизни, желания, жажды удовлетворения, сколько и в моих работах, – заявил кутюрье в интервью журналу “Вэнити фэр”.
Очень скоро скульптуры Ричарда Рикони появились во всех его демонстрационных залах в Европе, а затем и в Нью-Йорке. Как только изваяния одно за другим принялись покупать известные знатоки искусства, богема обратила на это внимание. Неожиданно все коллекционеры современного искусства захотели иметь в своем собрании работы Рикони. Всю коллекцию оставшихся скульптур Ричарда Рикони предстояло продать на самом крупном аукционе последних лет.
За ходом этого аукциона, вокруг которого было столько разговоров, и наблюдали Квентин и Анджела.
– Они продают скульптуру, названную папой “Отсутствие”, – обратилась мать к сыну.
На подиуме появилось вытянутое творение. Над головами покупателей взлетели карточки, голос ведущего завел монотонную песню.
– Я видел, как он ее создавал, – заметил Квентин. – Это было летом.
Теплый собачий язык, коснувшийся его руки, отвлек его внимание, и он был благодарен за это. Квентин погладил лобастую голову крупной беспородной белой псины, уютно устроившейся у его ног на длинном сером плаще, брошенном Квентином на пол. Хаммер лизнул ботинки своего хозяина и снова занялся мозговой костью, которую служащие аукционного дома поторопились принести из ресторана. Наследникам Ричарда Рикони дозволялось делать все что угодно, даже приводить с собой собаку и кормить ее.
– “Свет надежды”, лот сто пятьдесят семь, продано, – объявил ведущий аукциона и стукнул молотком по полированной блестящей трибуне. – За двести двадцать пять.
Удар молотка донесся в отдельную кабинку и показался каким-то нереальным. Двести двадцать пять тысяч долларов.
– Почему твой папа не дожил до этого дня, чтобы самому это увидеть? – спросила Анджела. – Я знаю, что он сейчас с нами. Его дух следит за всем происходящим, но все же…
Квентин наклонил голову, молча подтверждая слова матери, но не желая принимать участия в подобных разговорах. Ей очень хотелось верить в смягченное описание самоубийства Ричарда, данное ей отцом Александром, сказавшим Анджеле, что ее муж наблюдает за всем происходящим, незримо пребывая с ней. Квентин не опирался более на веру, рассматривая ее скорее как курьез, нежели как потребность.
Анджела напряглась, не получив от сына ответа.
– Неужели тебе никогда не хотелось, чтобы твой отец остался жив?
– Мне бы хотелось, чтобы папа знал, как сильно ты его любишь.
– А ты?
– Он был моим отцом. Я стараюсь не думать о том, как могло бы быть.
Анджела сердито посмотрела на него, оставшись недовольной ответом сына. На изящном антикварном столике рядом с Квентином лежала стопка глянцевых каталогов, приготовленных к этому аукциону. Золотые буквы заглавия бросались в глаза. “Ричард Рикони: Скульптуры индустриального тысячелетия”. Анджела раскрыла каталог и заставила себя взглянуть на ту страницу, которую так старательно избегала до этого.
На ней издатели поместили крупнозернистую черно-белую фотографию Железной Медведицы. Критики называли эту скульптуру концептуальным поворотным пунктом творчества Рикони. Под фотографией стояла подпись: “К несчастью, это уникальное раннее творение Ричарда Рикони было уничтожено в 1976 году. (Владелец: колледж Маунтейн-стейт, Тайбервилл, Джорджия)”.
Анджела коснулась страницы кончиками пальцев.
– Медведица заслуживала большего, чем автоген и свалка. Она столько значила для Ричарда. И для меня.
