Она поцеловала его в ответ.
* * *
«Наш дом», — с благоговением подумала она, когда они, взявшись за руки, по лесной тропе поднялись к дому. На террасе горел свет. Было тихо, издалека доносился лишь крик козодоя.
— Кто мог включить свет? — шепотом спросила Сэмми. — Мы ведь здесь не были.
— Они сюда приходили, — ответил Джейк. — Элли, мама и Шарлотта. Я видел, как в разгар веселья они ускользнули на эту тропу.
— Ну, твоя мама, по крайней мере, не станет привязывать к двери пустые консервные банки или писать на кухонном столике баллончиком взбитых сливок: «Молодоженам», а вот Шарлотта может.
Они подошли к двери.
— Подожди, — сказал Джейк, когда она взялась за дверную ручку, распахнул дверь и легко подхватил ее на руки.
— О, — смущенно улыбнулась она, — я и забыла, что есть такой обычай.
— Я тоже забыл, в чем его смысл, — сказал он, внося ее в темную, тихую переднюю комнату. — Но он мне нравится.
— Мне все здесь нравится, — прошептала она.
Он отнес ее в спальню; у дверей она нажала кнопку выключателя. Неярко вспыхнула небольшая изящная бронзовая лампа. Огромная кровать была застелена новыми белыми простынями, и в углу лежало аккуратно сложенное одеяло, которое она много лет назад подарила Джейку. По кровати были красиво разбросаны огромные подушки в кружевных наволочках, усыпанные лепестками белых роз.
Джейк положил ее на кровать и сел рядом. Она посмотрела на него.
— Я сделал свое дело, — мрачно сказал он.
— Надеюсь, мы обойдемся без нервных судорог.
— Немножко нервничать — это естественно, — вздохнул он.
— Ты немножко нервничаешь?
— Я? Как-то не думал. Я полный профан в таких делах.
— Страшное дело, — сказала она.
— Страшно, но справимся, — ответил он. Сэмми расхохоталась. Он взял ее за руку. — Давай лучше обойдем дом, посмотрим что да как.
— Давай, — согласилась она.
Они с облегчением поспешили в комнаты, включая свет, осматриваясь, опять выключая. На кухонном столе лежала записка. «Еда» — и стрелочка, ведущая к холодильнику. Почерк был круглый, Шарлоттин. Сэмми открыла холодильник и ахнула, глядя на ряды судков, горшочков и кастрюлек, на целиком зажаренную индейку и огромный запеченный окорок.
— Они, наверное, думают, что мы здесь будем только есть и… А в самом деле, мысль неплохая.
— Смотри, — сказал Джейк. На столике стояло ведерко со льдом, а в нем — бутылка шампанского. Рядом два роскошных хрустальных бокала и открытка. Джейк взял открытку. — «С любовью от Элли», — прочел он. — Я думаю, Шарлотта приготовила еду, Элли — шампанское, а мама — постель. Но я рад, что там не нашлось пояснений.
Сэмми слабо кивнула.
— Постель — не то место, где хочется найти весточку от мамы. Ну что ж, мы можем есть, пить и веселиться. Давай выпьем шампанского.
— Отличная мысль. — Он вынул бутылку изо льда и стал внимательно изучать обернутое фольгой горлышко. — Ни разу в жизни не пил шампанского. Я вообще почти не пью.
— Я тоже. — Сэмми прильнула к нему. — Я думаю, надо развернуть фольгу и вытащить пробку. Направив ее в потолок, чтобы она не полетела в нас, когда выскочит.
— Я не могу даже открыть бутылку шампанского, — качая головой, с отчаянием сказал он. — Какая ужасная ночь!
Сэмми взяла его за руки.
— Главное, направь свою пробку куда надо, и все будет в порядке.
Он снова начал смеяться и посмотрел на нее так, что она покраснела.
— Ну вот, я краснею, — кокетливо сказала она. — А я не люблю краснеть.
— Твое лицо прелестно порозовело.
— Ты не видишь всего остального.
И тут шутки кончились. Они вдруг замолчали, но это было молчание, наэлектризованное сильными чувствами.
— Давай выпьем шампанского потом, — сказал он. Она кивнула.
— Сейчас я все равно не смогу сделать ни глотка. Они погасили свет и вернулись в спальню. Джейк положил руку ей на плечо, и она вздрогнула.
— Я думаю, — громко сказал он, словно проповедуя перед толпою, — я думаю, мы сначала разденемся и ляжем в постель, и выключим свет, и… немного поговорим.
— Ты читаешь мои мысли, — повторила она в который раз.
Он посмотрел на нее с невыразимой мукой.
— Готов поспорить, ты сшила специальную ночную рубашку.
— Атласную, с кружевной оборкой. И такой же халат. И такую же пижаму для тебя. — Она взглянула на него исподлобья. — Без кружев.
— И на том спасибо.
— Это все под матрацем. Я припрятала еще в тот день, когда обмеряла окно для занавесок.
Она откинула простыни и достала из-под матраца рубашку, и халат, и пижаму, разложив все на кровати. Потом снова полезла под матрац.
— Это мой ловец снов, — сказала она, любовно погладив подарок Джейка, и повесила его на столбик кровати.
Они посмотрели друг на друга так, что всякая неловкость исчезла. Раскрыв объятия, он шагнул к ней, и она бросилась к нему на грудь, покрывая его лицо короткими быстрыми поцелуями.
Через несколько минут ее свадебное платье и черный костюм Джейка валялись на полу, рядом с атласной рубашкой, халатом и пижамой. Сэмми лежала в объятиях Джейка, розовые лепестки запутались у нее в волосах; ночь таяла в жарких ласках и страстных шепотах. И не было ничего легче в ее жизни, чем любить его.
* * *
Александра металась по тихим темным комнатам Хайвью — ее великолепного каменного замка с башенкой, отвоеванного у жизни посредством брака с Уильямом и уже пятнадцать лет после его смерти заполняемого дорогостоящей роскошью в ее вкусе.
Оррин уехал. Она отослала его. Он не понимает ее горя, ее обиды. Он устал слушать про ее непокорных племянниц, устал создавать видимость цивилизованных отношений между ней и Тимом, которого она наказала за то, что он позволил себе потерять голову с Шарлоттой, запретом появляться на Хайвью.
Она подозревала, что Оррин втайне рад, что Саманта наконец выйдет замуж за Джейка. Он надеется, что их свадьба положит конец небольшому кризису, который отвлекает ее от их дел, от достижения их общих целей.
Но эта проклятая свадьба превратила владевшие ею подавленность и разочарование в черную ярость.
Ее зеленый шелковый халат распахнулся, обнажив красные рубцы — в бессильной злобе она расцарапала себе грудь. С тонким черным кнутом в руке она металась по дому, круша все, что попадалось ей под руку.
В вестибюле она сбросила на пол хрустальную вазу с цветами, и серебристые осколки разлетелись по итальянским изразцам.
Джейк прикасается к ее бесценной Саманте, пачкает ее, отдаляя все больше и больше от жизни, для которой она создана, от жизни, которую Александра ей приготовила. Александра двинулась в комнату, смахнув с черного мраморного столика бесценную лампу от Тиффани.
