– Она, разумеется, отказалась надеть больничную рубашку.
– Разумеется.
Матильда наклонилась к уху бабушки:
– Сван, она здесь. Дарл приехала.
Бабушка глубоко вздохнула во сне, но не ответила. Матильда наклонилась ниже:
– Сестра!
Это прозвучало как приказ, но Матильда тут же покосилась на занавеску, опасаясь, что ее могли услышать. Как будто их родство оставалось тайной для горожан! Это едва не доконало меня. Они со Сван были так похожи, когда хранили свои старые грехи и секреты, оберегали запятнанную репутацию семьи.
Бабушка тут же открыла глаза. Она не признавала полутонов и неопределенности: она либо спала, либо не спала. Взгляд ее чуть поблекших синих глаз был затуманен лекарствами, но они смотрели прямо на меня. Я заметила промелькнувшую искорку удовлетворения, но Сван немедленно взяла себя в руки и откашлялась.
– Если ты приехала посмотреть, как я умираю, то мне придется тебя разочаровать.
Я наклонилась к ней:
– Я приехала позаботиться о вас, пока вы будете выздоравливать. Разумеется, если вы этого хотите.
– Чем я заслужила это внезапное проявление преданности?
– Понятия не имею.
– Вот что требовалось, чтобы заманить тебя домой!
– Меня никто никуда не заманивал. Я приехала навестить мою больную бабушку. Это большая разница.
– Долг, а не преданность?
– Вы ждете, что я буду сентиментальной? Вы же терпеть не можете сентиментальность.
– Ненавижу. Так ты останешься?
– Пока вам не станет лучше.
– Возможно, я стану инвалидом. Тогда тебе придется задушить меня моей же подушкой.
– Полагаю, у меня будет время над этим подумать.
Матильда охнула. За прошедшие годы такие словесные перепалки стали для меня и Сван обыденными, но мы никогда раньше не позволяли себе ничего подобного при свидетелях. Я посмотрела на Матильду, молча прося у нее прощения, потом снова повернулась к Сван.
– Я буду жить в Марбл-холле и приду навестить вас завтра утром. – Я помолчала. – Может быть, кто-то огорчил вас вчера? Я слышала, к вам в офис заходил посетитель, и после этого вы были сама не своя.
Глаза Сван вспыхнули:
– Леон шпионит за мной?
– Будет вам! Он только рассказал, что к вам приходила молодая женщина, вы закрылись с ней в кабинете и беседовали. После ее ухода вы выглядели плохо, и вполне естественно, что он беспокоился. Что это за женщина?
– Это касается только меня. Возможно, мы с тобой обсудим это позже, когда у меня будет отдельная палата. Передай Леону, что я хочу, чтобы ты наблюдала за делами компании, пока я больна. Если есть необходимость следить за мной, то пусть лучше этим занимается моя собственная внучка.
– Леон великолепно справляется с работой. Он не нуждается в моем вмешательстве.
– Он всего лишь служащий, а не член семьи. Он не один из нас.
Я бы рассмеялась, если бы хоть один звук смог прорваться сквозь ком в горле. С точки зрения Сван, выражение «один из нас» не относилось к цвету кожи. Она говорила о том положении, которое занимали Хардигри.
Я наклонилась к самому ее уху и прошептала:
– Ему же лучше! Мы слишком привыкли убивать своих родственников или спокойно смотреть, как другие платят жизнью за наши преступления. Так что не шутите насчет того, что я могу вас задушить. Это настолько в традициях нашей семьи, что вы не будете чувствовать себя спокойно.
Матильда слышала каждое слово. Она в ужасе закрыла рот рукой, а Сван посмотрела на меня с выражением отчаянной гордости.
– Приходи завтра. Нам необходимо поговорить. Я должна сообщить тебе кое-что очень важное. Тогда и посмотрим, насколько ты сильная.
Я нахмурилась, но взгляда не отвела.
– Никаких игр, бабушка. Я не в настроении.
– Уверяю тебя, никто и не играет. – Произнеся эти слова, она отвернулась и больше не смотрела на меня. – Отправляйся в Марбл-холл и будь там хозяйкой. Не забудь отвезти Матильду в ее палату. Я нуждаюсь в отдыхе. Я должна встать на ноги в рекордно короткий срок. – Она сурово посмотрела на Матильду: – Ты тоже отправляйся отдыхать. Я проверю, как ты выполняешь мой приказ. Завтра я буду настаивать на том, чтобы меня перевели к тебе в палату.
Сван величественно отпустила нас. Матильда коснулась ее руки на прощание, и бабушка соблаговолила более милостиво взглянуть на нее. Матильда кивнула. Они беседовали без слов, как близнецы, которые общаются телепатически.
Я быстро вывезла Матильду в коридор, двигаясь очень осторожно, как канатоходец. У меня разболелась голова, ломило в висках, боль накатывала волнами. Как только мы вышли из отделения, Матильда подняла голову и посмотрела на меня. Ее губы шевелились, она пыталась заговорить. В глазах заблестели слезы.
– Как ты можешь быть такой жестокой, когда говоришь с ней о прошлом?
– Простите. Это у нас нечто вроде разминки.
Матильда прижала к груди сухонькие кулачки.
– Но почему? Почему?
Я нагнулась к ней, руки у меня тряслись.
– А разве вас не мучают воспоминания? – хриплым шепотом спросила я. – Меня преследуют призраки. В последние дни это стало совершенно невыносимым.
– Это был несчастный случай.
– Вы знаете, о чем я говорю. Речь не только о Кларе.
– Это все случайности, – упрямо заявила она. – Как ты можешь обвинять Сван после стольких лет?
Я лишь тяжело вздохнула, признавая свое поражение. Спорить с ней не имело смысла.
– Матильда, вы всегда были на ее стороне.
– Неужели ты не можешь пересилить себя? Хотя бы раз? Ведь ты ее единственная родственница!
– Единственная родственница? Вы прекрасно знаете, что это не так. Времена изменились, Матильда. Правила изменились. Не пора ли открыто признать, что вы ее сестра?
– Сводная сестра. Я – ее сводная сестра-полукровка. – Матильда дрожала так сильно, что я испугалась, но она горделиво выпрямилась. – И я никогда никому не расскажу, как получилось, что я родилась на свет чернокожей Хардигри! Я должна позаботиться о Карен. Поползут слухи, это может повредить ее карьере.
– Позвольте мне позвонить ей в Нью-Йорк. Я скажу, что она нужна вам…
Матильда покачала головой:
– Я не стану просить ее приехать.
– Но я же здесь, рядом со Сван! И Карен вернется к вам. – Я прижала пальцы к вискам. – Неужели так и не настанет время, когда мы сможем просто сказать правду и принять то, что мы сделали, и то, кто мы такие?
