— Я вижу человека, который скрывает свое сердце.
— И в тебе есть гораздо больше, чем видит глаз. — Гидеон улыбнулся. — Напомни мне, чтобы я больше никогда не доверял первому впечатлению.
Глава 25
Милли ссутулилась в углу перед треснувшим зеркалом, застегивая платье на спине.
— Я снова опаздываю, — пробормотала она. — Нет ничего хуже, чем джентльмен, которому отказали другие девушки. Я не возражала, когда за мной кто-нибудь присматривал, — сказала она своему отражению в зеркале. — А теперь я могу лишиться жизни за полсоверена. Ты меня слышишь, Ник? Эй, очнись!
Лежа на голом полу, он поднял глаза от раскрытого на случайной странице дневника.
— «Расчеши пальцами мои шелковистые локоны».
— Что? — лениво спросила Милли, подтягивая хлопковый чулок, сползший ниже колена. — Только не говори, что опять вшей наловил.
— Черт, — проворчал Ник. — Оказывается, это романтично.
— Ну уж нет, выбирать гнид я не считаю чудесной затеей. Ты окончательно помешался на своей болтливой леди, которая упала бы в обморок, коснись ты ее. Ты говорил, что эта книжка сделает нас богатыми. Пока она только сделала тебя дураком.
Ник никогда не читал таких слов. Как она так складно их подбирает? Как эта леди лишила вожделение отвратительности? Ник считал, что светские господа считают это чем-то низким.
Он никогда не предполагал, что женщина может так думать. Может, она ненормальная? Это ему понятно. Никогда в жизни он не встречал здравомыслящей женщины, включая и его мать.
И никогда в жизни не читал он таких красивых слов. Хотя лихо трещал на жаргоне в своей норе с приятелями или на углу улицы перед увлеченной аудиторией, когда бутылка идет по кругу.
Не было другого способа выжить на улицах, где он родился нежеланным и умрет неоплаканным.
Ник повернулся на спину и смотрел в окно.
— Сапфиры. Это цвет ее глаз.
— Тех самых, которые едва не выскочили из орбит, когда она увидела тебя в окно? Ты окончательно рехнулся, Ник. С тех пор как ты украл эту чертову книжку, ты мало занимался работой. Никогда не думала, что доживу до того дня, когда ты рассиропишься.
— Разве не я украл чулки, которые сейчас на тебе? — фыркнул он.
— Подумаешь, чулки! Мой четырехлетний племянник стянул на рынке дорогую шаль.
— Ну и заткни ею себе рот, — огрызнулся Ник, когда Милли поплелась к ступенькам, ведущим на улицу. — Оставь меня в покое.
Он стиснул зубы и закрыл глаза, ожидая, когда она с грохотом захлопнет дверь. Милли так и сделала. Штукатурка посыпалась ему на лицо и открытый дневник. Он выпрямился и сдул мусор со страниц. Только он спрятал дневник под половицу, как на ступенях подвала послышался стук каблуков.
— Что ты теперь забыла?
— Я забыла, как пахнет это место, — едко ответил голос от бесцеремонно распахнутой двери. — Ты что, даже горшок не вылил?
У него глаза округлились, когда на верхней ступеньке появилась стройная фигура.
— Ну и ну! Разрази меня гром, если это не герцогиня на чашечку чая пожаловала. Что привело тебя в трущобы, дорогуша? Скучаешь по старым приятелям?
Его старая подруга Харриет поднесла к носу кружевной платочек.
— Ты закапываешь свои жертвы под кроватью?
— Смотри, куда наступаешь, — приподнялся на локте Ник.
— Какая отвратительная дыра, — сквозь платок сказала Харриет.
— Я скоро перееду, — сказал Ник. — У меня есть кое-какой товар на продажу, и тогда я красиво заживу.
Харриет придвинула к кровати колченогий стул.
— Я ищу пропавший дневник, — без преамбулы объявила она.
Он присвистнул.
— Никогда не знал, что ты его ведешь. Должно быть, в нем шокирующие истории. О тебе и обо мне.
— Это важно, Ник. Дневник рано или поздно выплывет. Если я найду дневник раньше, чем кто-то узнает его содержание, будет награда и никаких вопросов.
Ник всматривался в ее лицо.
— Что это принесет?
— Пять тысяч фунтов из моего кошелька.
— Это все?
— Что ты хочешь этим сказать? Можно подумать, тебе такие деньги каждый день предлагают.
— Ты и я, — тихо произнес он, — какой отличной парой мы были.
— Ты знаешь, где он?
— За пять тысяч фунтов я даже не вспомню, о чем речь. Мы с тобой имели намного больше этой несерьезной суммы, проникая в дома. Я скучаю по тем временам. И никогда не забуду ночь…
— Я здесь не для воспоминаний. — Харриет отодвинула ногу, когда Ник хотел схватить ее за лодыжку.
— Кто больше всего хочет заполучить его?
— Особа, которая его написала, — ответила она. — Дневник важен только для… для владельца.
— Тогда зачем кому-то еще хранить его?
Харриет прищурилась:
— Больше я тебе ни слова не скажу, зная, как ловко у тебя голова устроена для дела и сердце для зла.
Он хохотнул:
— Я имею дело с драгоценностями. Серебром. Золотом. А не с книжками.
— Награда может возрасти, Ник.
— Значит, поднимется и цена, — ухмыльнулся он.
— Открой глаза.
Он откинул с лица волосы и пригладил их.
— Кто автор?
— Моя дальняя родня.
— Когда-то мы с тобой были семьей. Никогда не думал, что ты откажешься от этого ради красивого титула и замка на чужой земле.
— В Уэльсе, Ник. И мой муж не иностранец. Ты знаешь все, что происходит на улицах. Если дневник кто-то украл, новости об этом в конечном счете появятся.
— Кто станет красть книгу?
— Книги красивые, Ник.
— Дерьмо. Пардон за резкое выражение.
— Это приватный дневник. И содержит мысли, которые могут сильно смутить особ, которых я люблю.
— Ах, какая трагедия. Предвестие позора. В твоем распоряжении все лорды. А уладить кризис призван бедный Ник. Хочешь пойти со мной в паб?
— Нет, — нахмурилась Харриет.
— Почему? — Теперь он обиделся.
— Потому что от тебя разит дрянным джином, потому что у тебя дыра на рубахе и ты неотесанный чурбан, вот почему.
— Знаешь, я умею читать.
— Тогда почитай развешанные сегодня утром плакаты, объявляющие о награде за поимку одного вора. Тебя повесят, если ты не изменишь жизнь. И ты знаешь это не хуже меня. Может быть, если ты хоть раз сделаешь добро, кто-то во власти даст тебе еще шанс.
