Кит пытался сделать вид, что не слышит, что его зовут, но Годфри намека не понял.
— Могу я поговорить с вами минутку наедине, учитель?
Кит скривился. Ему показалось, что он заметил Вайолет за одним из накрытых столов. Увидел и подумал о том, как было бы ему приятно сейчас приподнять волосы с ее шеи, и как сильно хочется ему поцеловать тот трогательный изгиб, где плечо ее обнажено, и как с этого места он бы опускался все ниже и ниже, до самой груди. Господи, ее грудь!
— Чего вы хотите? — недовольно буркнул Кит, даже не пытаясь притвориться вежливым.
— Я насчет своей невесты, — с торжественной мрачностью объявил Годфри.
Кит выпрямился.
— Она хочет брать уроки фехтования?
— Разумеется, нет. Могли бы мы поговорить в шатре?
Кит пожал плечами и повернулся, гадая, не собрался ли этот недоумок вызвать его на дуэль. Призналась ли ему Вайолет? Может, кто-то увидел ее с Китом в башне и донес Годфри? Кит готов был умереть, защищая ее честь.
— В чем дело? — строго спросил у него Кит, когда они с Годфри остались вдвоем в душной тишине под брезентовым навесом. — Что вам так срочно от меня понадобилось? Для чего вы отвлекли меня от работы?
— Я сразу перейду к делу.
— Будьте любезны.
— Боюсь, невеста не находит меня привлекательным в том смысле, в котором следует.
Кит сложил руки на груди, борясь с желанием схватить Годфри за горло.
— И какое я имею к этому отношение?
— Я хотел бы увеличить интенсивность моего обучения. Мне бы хотелось фехтовать энергичнее и с лучшими результатами, так, чтобы на празднике у лорда Крэнвуда я имел бы шанс ослепить Вайолет, как ослепили ее вы.
— Я ее ослепил? Она так сказала?
— Так о вас пишут газеты, Фентон.
Кит потер щеку.
— Фехтование — это одновременно искусство и спорт. Но когда шпага становится источником пропитания, приходится, увы, это искусство опошлять. Я имею в виду театрализованные постановки.
— Я готов оплачивать дополнительные уроки.
— До праздника осталось всего три недели. Я не знаю, что можно успеть за это время.
— Я не ставлю никаких конкретных целей. Я всего лишь прошу вас уделить мне несколько дополнительных часов вашего времени, Фентон. Вы ведь мне поможете? Я не отличался ни силой, ни здоровьем, когда рос. Я знаю, что вам с вашими талантами трудно меня понять. Мои братья издевались надо мной до того самого дня, как я покинул дом.
— Сэр Годфри, ради Бога, перестаньте! Или я похож на отца-исповедника? Каждому из нас приходится преодолевать те или иные препятствия в жизни.
Годфри судорожно сглотнул.
— Даже если сила, которую я черпаю в вас, — иллюзия, то, занимаясь с вами, я чувствую себя лучше, чем если бы не занимался.
— Я не могу вам ничего обещать. — Фентон был неумолим.
— Я это понимаю. Мы могли бы начать завтра после полудня?
Кит стиснул зубы. Он ненавидел себя за тайную слабость — он не мог отказать нуждающемуся в помощи.
— Ладно, договорились. Шпага меня кормит, нанимают ли меня телохранителем или чертовой гувернанткой.
Принятое решение не улучшило ему настроения. Час от часу он все больше мрачнел, и к тому времени как вернулся к себе в академию, уже не был годен ни на что, кроме доброй драки. Он согласился подготовить своего соперника так, чтобы тот смог «ослепить» женщину, которую он, Кит, хотел и не мог иметь. Он дал слово Вайолет и дал слово Годфри. И что он за человек, если раздает обещания, которые не в силах исполнить? Неутоленное желание болезненно напоминало о себе. Кит был зол, как никогда.
Ситуация усугублялась еще и тем, что его студенты не видели причин для того, чтобы нарушать традицию отмечать шампанским успешное выступление. Киту праздновать было нечего.
И все же он не поддался искушению утопить свои горести в вине. Стоит ему начать пить в таком вот настроении, и он уже не сможет остановиться. Он воспитывал в своих студентах самодисциплину и должен быть для них примером, даже если это его убьет.
В тот вечер он до полуночи занимался со своими студентами. Он не давал им спуску, критикуя неуклюжие маневры, слишком размашистые выпады, сгорбленные плечи. Он муштровал их так, словно их завтра рекрутируют в мечники. Он доводил их до изнеможения. В конце концов сил противостоять учителю не осталось ни у кого, кроме Пирса Кэрролла.
Пирс принял вызов учителя так, словно с самого начала ожидал, чем все кончится.
— Мне не к чему придраться, — признал Кит, когда они с Пирсом скрестили клинки. — Но вы так чертовски хорошо фехтуете, что я не понимаю, почему вы не хотите сами получить диплом магистра шпаги.
— А зачем мне диплом?
— Для престижа.
— Мне плевать на престиж. И мне не хочется попусту тратить время и деньги. Я и сейчас могу зарабатывать своей шпагой. Почему бы вам не украсть у Годфри женщину, которую вы хотите?
Кит выбил шпагу из рук Пирса и отшвырнул ее ногой.
— Не смейте никогда больше говорить подобное.
Пирс поднял руки:
— Простите. Я не понимал, что это больше, чем страсть. Теперь я понимаю. Это личное. Никогда больше не заикнусь об этом. Тысяча извинений.
Кит повесил свою шпагу на стену. Он не проронил ни слова, пока Пирс пристегивал шпагу и надевал плащ. Пирс вышел, ничего не сказав.
Больше, чем страсть.
Это, видимо, слишком заметно, так что нечего пытаться это скрыть.
Это любовь, и она причиняла боль, словно бы его ранили прямо в сердце.
Как могла женская улыбка делать его беззащитным после всех испытаний, которые он перенес? Он думал, что эти испытания его закалили. Он ошибался. Как мог один поцелуй вновь превратить его в того несчастного нищего мальчишку?
Он был одинок, и лишь одна Вайолет могла скрасить его одиночество.
Он голодал, и он не видел способа утолить этот голод, поскольку лишь Вайолет могла его утолить.
К тому времени как экипаж подъехал к дому, леди Эшфилд сморило. Вайолет осторожно разбудила ее, и Годфри с Твайфордом проводили тетю к двери. Франческа отказывалась пользоваться тростью. Как странно, думала Вайолет, что та же самая трость, которая в руках джентльмена считается символом престижа, в руках пожилой женщины является символом дряхлости.
Занятая своими невеселыми мыслями, Вайолет не заметила девочку, стоявшую между тележкой торговца устрицами и фонарным столбом. Вайолет увидела ее лишь тогда, когда девочка выскочила ей навстречу.
Девочка была милой и пригожей, и вначале Вайолет показалось, что она ее знает. Что-то очень знакомое было в ее больших, широко расставленных голубых глазах. Еще один призрак из прошлого? Что-то в последнее время она слишком много думает о тех далеких днях.
