Когда Вайолет зашла в гостиную на первом этаже, тетя пила чай. Они посмотрели друг на друга, и каждая увидела в глазах другой страх. Вайолет заметила в руках тети рисунок и поняла, что время для правды действительно пришло. Она узнала этот рисунок, сделанный неумелой детской рукой. Она помнила тот день, когда попыталась запечатлеть Кита на бумаге. Он отказывался стоять неподвижно, что серьезно усложняло задачу, и она отчитывала его за нежелание помогать ей. Но она очень старалась, и этот рисунок оказался ее лучшим произведением. Судя по выражению лица тети, ей удалось передать сходство.
— Хочешь рассказать мне о нем, Вайолет?
— Да, хочу.
— Как ты могла? Все эти годы… — вздохнула Франческа. — Все, что я делала, чтобы помешать тебе пойти по стопам твоей матери, все оказалось напрасно.
— Что такого сделала мама, что заставило тебя так за меня бояться? — спросила Вайолет вдруг осипшим голосом. — Что за проклятие я унаследовала? И почему вы с дядей Генри прекращали разговаривать, стоило мне войти в комнату? Она была чудовищем? Она совершила грех столь страшный, что он передался мне при рождении?
— Ты не можешь проклинать меня за все те жертвы, которые я принесла. Кто этот мальчик на рисунке, Вайолет? Что он значит для тебя?
Годфри отобрал с полдюжины табакерок, чтобы продемонстрировать на предстоящем празднестве. Вайолет всякий раз испытывала отвращение, наблюдая за тем, как он вдыхал понюшку, да и самому Годфри не нравилось, что от нюхательного табака у него свербит в носу и слезятся глаза. Но довольно многие представители знати коллекционировали табакерки, и он не мог упустить шанс произвести впечатление на потенциального клиента.
Пожалуй, он не отказался бы от чего-то более крепкого, чем табак, когда зашел без приглашения в лондонский дом леди Эшфилд. По дороге сюда он раздумывал о том, какой прием его ждет. Всю неделю он как каторжный трудился в торговых рядах и ни разу не отправил Вайолет даже записку. Но и она не пыталась связаться с ним.
Годфри старался не думать о грязных инсинуациях Пирса, но слова Пирса не выходили у него из головы, и Годфри презирал себя за это. Как мог этот негодяй намекать на то, что Вайолет не была так чиста и безгрешна, какой казалась!
Годфри сразу раскусил Пирса. Он разглядел его гнилое нутро. И, встретившись с ним в фехтовальном салоне после того разговора, ясно дал ему понять, что о нем думает. Пирс явно его провоцировал, только вот неясно зачем.
Годфри было стыдно за себя за то, что он слушал такую чушь, и… Где этот Твайфорд? Почему дверь в дом не заперта?
Годфри, так и не дождавшись дворецкого, направился в гостиную, из которой раздавались приглушенные голоса Вайолет и ее тети. Годфри никогда прежде не приходил к невесте без предварительного уведомления, и теперь осознавал, что поступает крайне невежливо.
Он подумал о том, каким образом обставил бы свое неожиданное появление Фентон. Возможно, ему стоило у него поучиться и его напору и натиску. Но в доме было необычно тихо, и когда Годфри подошел к двери гостиной, то остановился, чтобы послушать, о чем там говорят.
— Я всю свою жизнь боялась тебе не угодить, — сказала Вайолет, и голос ее звучал уверенно и спокойно, куда увереннее, чем она себя ощущала.
— Я давно хотела рассказать тебе о матери, — сказала Франческа. — Пока твой дядя был жив, он не желал, чтобы даже имя ее произносилось при нем. Генри осуждал ее, даже если он обожал тебя и относился к тебе как к своему собственному ребенку.
Вайолет подвинула стул ближе к Франческе.
— Не плачь, тетя. Доктор сказал, что ты не должна волноваться.
— Мне нужно поплакать. Каждой женщине необходимо время от времени выплакаться. — Она промокнула слезы носовым платком, который вытащила из отороченной кружевом манжеты. — Ты копия Анны Марии. Ты такая же, как она. Во всем.
— О чем ты? — спросила Вайолет, скользнув взглядом по портрету Кита.
— Ты унаследовала ее своевольный характер, от которого у женщины одни лишь сердечные раны. Я должна была знать, что всего лишь оттягиваю неизбежное.
Вайолет отвернулась:
— Она умерла в родах из-за меня. Это так?
— Да, но…
— И мой отец так горевал, когда она умерла, что обвинил меня в ее смерти и с горя ушел на войну и не вернулся… Ему было все равно, убьют его или нет. Жизнь после ее смерти утратила для него смысл. Он хотел быть рядом со своей женой. Это ты мне говорила, когда я была маленькой.
Вайолет верила в эту историю и всякий раз, думая о матери, вспоминала о том, что рассказывала ей тетя.
Франческа болезненно поморщилась, словно ей было стыдно за себя, словно она чувствовала себя виноватой.
— Я слишком стара, чтобы жить во лжи. Не важно, что намерения мои были благими — я стремилась тебя защитить. А вместо этого я принуждаю тебя выйти за мужчину, который тебе не пара.
— Ты меня не принуждала.
— Твоя мать любила твоего отца достаточно сильно, чтобы презреть приличия, чтобы пойти против семьи, предать наших родителей, — сказала Франческа, и в глазах ее отразилась боль. — Она любила его, а он ее — нет.
— Он ее не любил?! — спросила Вайолет, покачав головой. — Ты уверена?
— Более чем, — с горькой улыбкой ответила Франческа. — Его никак нельзя назвать человеком порядочным. Когда лорд Ламбет узнал, что твоя мать беременна, он не только заявил, что между ними ничего не было, он еще и заплатил трем другим мужчинам, чтобы они под присягой поклялись, что состояли с твоей матерью в интимных отношениях.
— Какая гнусность!
— Твой дядя хотел драться с ним на дуэли, но не стал этого делать ради тебя. Мы должны были всеми способами стремиться избежать скандала.
— Но как это могло случиться? — Вайолет не верила своим ушам. — Как он мог скрыть то, что за ней ухаживал? Ты говорила мне, что он за ней ухаживал.
— Он встречался с ней тайно, Вайолет, и я была их сообщницей. Он был обручен с другой женщиной, но ни Анна Мария, ни я об этом ничего не знали. Он предал нас обеих.
— И как она поступила?
— Что она могла сделать? Мои родители отправили ее к старшей кузине «в ссылку», и я поехала с ней, чтобы люди подумали, будто мы вместе поехали к заболевшей родственнице заботиться о ней. И наша кузина нашла людей, которые согласились взять тебя на воспитание.
Вайолет смотрела на нее во все глаза, но, кажется, признание не сильно ее потрясло. Она не задавала больше никаких вопросов, сразу все приняв на веру. Может, она уже давно подозревала нечто в этом роде.
— Я могла оказаться в сиротском приюте, — сказала Вайолет.
— У тебя были родственники, — возразила Франческа. — Я была на несколько лет старше Анны Марии, и я бы никому не позволила отдать тебя чужим людям. Барон ухаживал за мной в это трудное, ужасное время. Я вышла за него за два месяца до твоего рождения, и он согласился, чтобы мы стали твоими приемными родителями.
