– Кто? – переспросила она, не веря своим глазам.
– Пусик. Я живу у тебя в пузике. Я тебя на завтраке
выбрал. Ты ела как раз столько, сколько я люблю. И рахат-лукум.
– Где ты живёшь? – переспросила она, чувствуя себя
немного сумасшедшей.
– В пузике. И ты должна об этом помнить. Я всё время
хочу есть. Поняла? – Пусик сердито посмотрел на неё. – Поняла, я
спрашиваю?
Он появился в дверях, улыбаясь и посылая ей воздушный
поцелуи.
– Идёт! – прошептала она.
– Возьми ещё пару рахат-лукума! – крикнул он и по
ноге снова защекотало. Потом кольнуло в животе. Она потрогала живот рукой. Все
гладко.
– Кофе остыл? – спросил он.
Она молчала.
– Эй?! Спящая королева! Очнись!
– Я хочу ещё два рахат-лукума, – сказала она и
подошла к буфету. Съела, не донеся до стола.
– Обжора моя! – улыбнулся он и протянул ей
сигареты.
Она взяла одну по инерции, но тут же быстро сломала её в
пепельнице. Они решили снова пойти на море.
Потом – на ужин. Она съела столько, сколько обычно съедала
за неделю.
Она не могла остановиться. Нечеловеческий голод собирал в её
тарелке всю еду, какая попадалась на глаза.
За два дня она поправилась на четыре килограмма.
Вечером, когда он пошёл играть в теннис, она осталась в
номере одна.
Она стояла перед зеркалом раздетая и с ужасом разглядывала
себя.
Она никогда не весила пятьдесят четыре.
В одной руке у неё была шоколадка.
«Может, мне приснилась эта фигня про Пусика? – подумала
она. – Может, это я себе внушила? Или меня кто-то сглазил? Может, это
Верка? Она всегда была неравнодушна к чужим женихам».
Она достала из пачки сигарету и закурила. Впервые после того
завтрака.
В животе защекотало.
Она с ужасом видела в зеркало, как её маленький, аккуратный
пупок провалился внутрь и появился наружу уже вместе с кашляющим Пусиком.
– Капля никотина убивает лошадь! – кричал Пусик
концертным басом – А я не лошадь! И здесь не капля!
От ужаса и неожиданности она смахнула Пусика со своего
живота, как надоевшую муху.
Он так кричал, что она зажала уши. Он ударился о дверной
косяк, отлетел в сторону и приземлился на белом махровом тапке.
– Последний раз, – предупредил Пусик.
– Кто ты такой? – закричала она, кинувшись к
махровому тапку и хватая по дороге второй.
– Давай договоримся! – закричал он в ответ,
прячась за ножкой стула.
– Давай. Я не хочу толстеть.
– Почему? – удивился Пусик.
– Тебе не понять. Я просто не могу сейчас. У меня
только-только начался роман… Я должна хорошо выглядеть…
– Да ты отлично выглядишь!
Ей захотелось его прихлопнуть ладошкой.
– Ну-ну-ну, – предупредил Пусик. – Без
рукоприкладства, а то я кусаться буду!
Он пришёл довольный и уставший. Он, как всегда, выиграл.
Было время ужина, и она, ненавидя себя, ненавидя Пусика,
ненавидя Турцию, хотела есть.
– Мне надо поговорить с тобой, – нежно произнёс
он, когда она уже нетерпеливо стояла у двери.
– Поговорим в лифте, – предложила она.
Он кивнул.
В лифте они были одни.
– Понимаешь, – начал он неуверенно, – я всё
думаю про этот наш разговор…
– Какой? – спросила она, уже видя в своём
воображении барашка на вертеле.
– Когда я сказал, что голодная женщина – это очень сексуально.
Может, ты восприняла это слишком буквально?
– Ты отказываешься от своих слов? – спросила она,
просто не зная, что ответить.
– Нет, что ты! Конечно нет, просто…
Она не дала ему возможности договорить.
Схватив тарелку, она устремилась к барашку.
После ужина её осенила гениальная идея. Пока он проводил
время на корте, она отправилась в гостиничный аптечный киоск.
«Как же „рвотное“ по-английски?» – пыталась вспомнить она.
Пришлось объяснять на пальцах. И всех остальных частях тела.
Хорошо, что продавец попался догадливый.
«Ну и что, что я буду есть пять раз в день, – думала
она, поднимаясь к себе в номер. – Зато потом сразу – рвотное. И всё.
Может, Пусик тогда уйдёт от меня?»
Она выпила сразу три пакетика и еле успела добежать до
унитаза.
Сначала она услышала голос Пусика где-то у себя в горле, а
потом и увидела его. На дне унитаза, барахтающимся в непереваренной еде.
– Я не умею плавать! – басил Пусик. – Это
издевательство! Давай договоримся!
Минуту она с отвращением разглядывала его.
Потом медленно, но решительно нажала на спуск унитаза.
– Прощай, Пусик, обжора недоделанная, – сказала
она и удовлетворённо легла на кровать.
Кровать скрипнула под её шестьюдесятью килограммами.
«Начинаю худеть. Пока не поздно», – подумала она и
сделала три приседания.
Ненавистный бас раздался где-то в районе коридора.
– Нет! – закричала она. – Нет!
– Да, – сказал Пусик очень печально. – Ты
действительно сделала это. И теперь я не знаю, как ты будешь заглаживать свою
вину передо мной.
Она быстро схватила сигарету и закурила.
– Ты чего это? – не понял Пусик.
– Ты больше не залезешь ко мне в живот! –
угрожающе сказала она. – Мой жених и так уже перестал обнимать меня!
– Если бы у меня был братик, – вздохнул
Пусик, – или даже сестричка… Мы бы поселили её у твоего жениха. Он бы стал
мощным, как я. И обнимал бы тебя. Туши сигарету. Я хочу поспать.
Открылась входная дверь. Сумка, ракетка, улыбка, вздох.
– Что-нибудь ешь? – спросил он.
Она быстро задвинула Пусика ногой под кровать.
– Курю.
– А что по телевизору?
Он лёг на кровать рядом с ней. Она прикурила вторую сигарету
от первой. Он смотрел российский канал.
– Спать хочу! – раздался басистый шёпот Пусика
из-под кровати.
– Клёвая передача! – воскликнула она неожиданно
громко.
– А кто это что-то сказал? – спросил он,
прислушиваясь.
– Я сказала: так спать хочется! – Она зевнула,
прикурив третью сигарету.
