– Вас легко сделать счастливым.
– Вы думаете?
– Конечно! Пойдёмте вниз, я хочу, чтобы вы все-все мне
хорошенько показали.
Щёлкнул свет, и я, в своём красном платье и серых тапочках,
в два часа ночи, в деревне Кошки, со сломанным «Феррари», оказалась в музее.
– В нашем городе творили такие великие художники, как
Альтман, Кульбин, Лебедев…
Федор передвигался по залу, его глаза горели, он словно
забыл о моём существовании.
– …великий Малевич…
– Малевич? – переспросила я. – Я, конечно же,
знаю Малевича.
– Посмотрите, здесь эскизы, которые художник создал в
тысяча девятьсот тринадцатом году к постановке оперы «Победа над солнцем». Вы
видите эти декорации? Эти костюмы? Обратите внимание, какие простые формы! Как
это не похоже на всё, что создавалось раньше! Какая геометрия! Вы видите?
Я улыбнулась. Вот такой вот Федор в странном галстуке
показывает мне эскизы Малевича. У них вообще охрана есть?
– Вы знаете, ведь именно эти эскизы послужили толчком к
открытию нового художественного направления – супрематизма!
– Супре?…
– Супрематизма!
– Это подлинники?
– Да. Два эти рисунка – подлинники. У нас небольшой
музей и, конечно, много копий, но эти – подлинники.
Он гордо кивнул и остановился напротив эскизов. Двух
небольших листков тетрадного формата.
– А сколько они стоят? – спросила я.
– Не знаю. В том смысле, что они – бесценны, понимаете?
Прибежал Владимир.
Мы поднялись наверх и громко открыли шампанское.
– За вас! За самое очаровательное явление в нашем
городе! – провозгласил Владимир.
– Не только в вашем, – поправила я.
Шампанское было ужасным. Просто оно не было шампанским. Оно
было газированным вином. Неплохим.
– Можно, я спою вам ещё раз? – спросил Владимир.
– Можно. – С каким же удовольствием я допила бокал
до дна! У меня был очень тяжёлый день.
Владимир снова спел. Мне снова захотелось плакать.
– А что это значит? – спросила я. – «Я ищу
под ногами солнечный свет. А нашу любовь я ищу в облаках». Вы пережили
несчастную любовь?
– Нет, нет и нет! – закричал Владимир. – В
том-то и дело, что нет! Потому что все в мире перемешалось, понимаете, Элла?
Люди не находят свою любовь, потому что ищут её в облаках. И любовь, и счастье,
все! А ведь все это рядом, это окружает нас, это наш мир! Он у нас под ногами!
– А в облаках только солнечный свет?
– Конечно! И ничего не надо менять местами!
Федор довольно улыбался. Он шепнул мне в ухо:
– Я давно не видел своего друга таким счастливым.
Спасибо вам.
– Наверное, уже поздно, – спохватился
Владимир, – наверное, мне пора.
– Наверное, вы хотите спать? – спросил
Федор. – Ведь вашу машину всё равно не починить до утра.
– Спать? – Как раз спать мне не хотелось совсем.
Как будто я и не проехала шесть часов по дороге Питер-Москва.
– Я останусь у Владимира. А вы устроитесь здесь,
хорошо?
– Да, да, конечно, ты можешь остаться у меня. Спокойной
ночи, Элла.
Они развернулись и как-то очень быстро оказались у двери.
– Постойте! Вы ведь ещё не показали мне остальные
картины…
– Вы хотите, чтобы я показал их вам? Сейчас?
– Да, а что, ваши картины, как и ваш ларёк, на ночь
закрываются?
– Нет. Конечно, если вы хотите…
– Федор, я все равно пойду, мне с утра на работу, но ты
приходи. Я оставлю дверь открытой.
– Спасибо.
Я улыбнулась.
– Пойдёмте!
Я взяла с собой подушку и бокал шипучего. Устроилась
посередине зала на подушке прямо с ногами. Мой педикюр был идеален.
– Петров-Водкин. Вам знакомо это имя?
Я промолчала. Сделала глоток.
– К сожалению, копия. Но отличная! Обратите внимание на
организацию пространства! Вы знаете, для него пространство – один из главных
рассказчиков картины! Вам нравится?
Мне нравилось. Такие яркие краски, как здорово видеть жизнь
в таких ярких красках!
– Петров-Водкин считал живопись орудием
усовершенствования человеческой природы.
– Вы думаете, человеческую природу надо
усовершенствовать?
– А вы думаете, нет?
– Нет. Все просто, но удобно. Побеждает сильнейший.
Зачем что-то усложнять, усовершенствовать?
– Элла, он умел читать судьбу по лицам.
– И что бы он прочитал на моём лице?
– Что не всё, что удобно, делает человека счастливым.
Иногда это бывают абсолютно неудобные вещи.
– К счастью, редко.
– Совсем не редко. И побеждать нужно не слабейших…
– Сильнейших! Чтобы стать самой сильной!
– Чтобы стать самой сильной, надо победить себя.
Я смотрела на небольшую картину прямо передо мной. Бакст.
Такие странные цвета. От них невозможно оторвать взгляд. Странная картина. Как
будто я её уже где-то видела.
– Это похоже на сон, – сказала я, протянув руку в
сторону Бакста.
Федор кивнул.
– Вы чувствуете живопись, Элла.
– Значит, я могу усовершенствоваться?
Он улыбнулся.
– Мне кажется, вы и есть совершенство.
– Спасибо.
– Посмотрите сюда. Мой любимый художник. Филонов. Он
считал, что кубизм, посредством геометризации форм, навязывает миру свою волю.
А художник-аналитик должен подражать природе. Тщательно прописывать каждый
атом. Каждый атом, созданный природой, имеет право на своё место в жизни.
– Красиво.
– Очень.
– Каждый атом имеет право на своё место в жизни, –
повторила я.
– И каждый красив по-своему. Но главное – не красота
формы. Филонов учил изображать не внешний вид дерева, а его рост. Не лицо
человека, а процесс его мышления. Понимаете?
– Понимаю. Какая необычная ночь!
– Необычная? – Он улыбнулся. – Честно
сказать, да. Такая необычная ночь.
– И мне так хорошо здесь.
– И мне. Мне кажется, я всегда ждал именно вас, чтобы
рассказать все это. И показать.
– Я не любила раньше музеи. Я, конечно, была в Лувре, и
в д'Орсе, и в Прадо…
