Она смотрела на дорогу, разделяющую эти два мира, и
понимала, что нужна последняя деталь.
Образы носились в голове неясными видениями.
Решение пришло в одну секунду.
Перевёрнутая машина на обочине. Да. Надо прописать её
получше. Это должно быть центральное место во всей композиции.
Очень хорошо.
Она откинулась назад, сощурила глаза.
Окунула тонкую кисть в красную краску. Красным должно быть
платье на этой фигуре, лежащей рядом с машиной. Непременно красным.
– Что это? – Голос за спиной прозвучал неожиданно.
Она как будто проснулась.
– Я закончила, – улыбнулась она, ожидая поцелуя.
– Что ты написала? Аварию?
Она взглянула на лицо своего мужа и тихонько ахнула.
Как же она забыла?! Как она не подумала?! Конечно, ему было
больно смотреть на эту картину.
– Прости, я не подумала, я так увлеклась…
Она обняла его и сильно прижала к себе. Так, как прижимают
маленьких детей, когда они плачут во сне.
– Почему ты написала красное платье?
– Красное? Мне нужно было здесь цветовое пятно.
– Она была в красном костюме. В тот день… – сказал он,
с трудом подбирая слова.
Она обнимала его все крепче.
– Прости, прости меня, я не знаю, как это получилось…
Он осторожно отодвинул её.
– Пойдём спать. Ты ни в чём не виновата.
Он поднялся в спальню.
– Знаешь, это, наверное, самая сильная твоя работа.
Её глаза вспыхнули. Она почувствовала, что краснеет. От
удовольствия.
– Знаешь, мне тоже так кажется. Спасибо!
Она заснула в его объятиях совершенно счастливая.
Он заботливо скинул прядку волос с её лица и бросил взгляд
на фотографию, которая стояла на тумбочке с его стороны кровати, фотографию его
покойной жены.
«Спокойной ночи», – прошептали его губы.
Она пробормотала что-то спросонья. Он поцеловал её в лоб.
Весь следующий день она порхала как птичка при первых
солнечных лучах. Он говорил, что она теперь не кошечка, а бабочка. Она шутливо
бросалась на него с кулаками, кричала, что она кошечка, просила поцеловать в
шейку и потом довольно говорила: «Мур-р-р».
Они целый день купались.
Они валялись на песке по пояс в воде и представляли себя
привязанными. Как будто это такая казнь: они лежат прикованные и ждут, когда
начнётся прилив. Тогда они захлебнутся.
– Начинается прилив… – говорила она нарочито
трагически.
Их переворачивала набежавшая волна, и они хохотали, и
брызгались, и догоняли друг друга на этом безлюдном песчаном пляже.
Вечером не удался пирог.
– Ты влюбилась?
– Что, неужели пересолила?
– Ага. – Он пытался скрыть разочарование.
Но она расстроилась ещё больше. Из-за него.
– Ужас! Никогда в жизни ничего не пересаливала. И уж
тем более пирог!
– Мой любимый пирог…
Неизвестно, кто был расстроен больше.
– Какая я ужасная, испортила нам вечер!
– Да ладно, разве в пироге дело?
Он хотел её подбодрить.
– Конечно в пироге! Что сделать, чтобы тебя
развеселить?
– Да я и так весёлый!
Они так хотели поддержать друг друга, что решили отправиться
в город. Пробовать местные десерты.
Просто ради разнообразия.
Она вела машину, он целовал её в шею, и она говорила:
– Мур-р-р…
Весь следующий день она работала.
Она переставила мольберт ближе к окну и писала море. Под
лучами солнца. Небольшая лодка, на которой кто-то вышел в море под флагом
любви. И чайки окружили эту лодку, составив над ней знак всех влюблённых –
сердце.
Это были, наверное, рыбаки. Два влюблённых рыбака. Он и Она.
От картины шло такое тепло и такая энергия, что она даже
позавидовала своим персонажам. Им явно было так хорошо вместе!
– Тебе нравится, дорогой? – Она стояла с чашкой
чая, слегка отойдя от мольберта, и, щурясь, любовалась своей работой. – В
этом домике мне всё время хочется писать.
Он задумчиво разглядывал картину.
– Чайки, которые выстроились над лодкой в форме
сердца? – медленно спросил он.
– Да. – Она улыбнулась. – Очень символично.
Хотя так не бывает.
– Бывает. – Он отвернулся.
– Бывает? Любимый, да ты романтик!
Он быстро поднялся на второй этаж.
– Ты куда? Что-нибудь не так? – удивилась она.
– Мне надо проверить свою почту, – донёсся до неё
его голос сверху.
Вечером подгорел пирог.
– Да что же такое? – возмущалась она, сидя за
вечерним чаем на открытой террасе.
– Не знаю… – рассеянно ответил он.
– Любимый, все не так серьёзно. Может быть, просто это
знак?
– Знак? – переспросил он насторожённо.
– Знак! Что нам пора немного похудеть!…
Она села к нему на колени, и они молча смотрели в тёмную
даль моря. Кошку она увидела первой.
– Смотри! – воскликнула она. – К нам пришла
кошка! Какая хорошенькая!
Они взяли её на руки, и кошка уютно свернулась клубком. Так,
как будто всю свою жизнь провела именно на этом диване.
– Давай оставим кошку себе, – попросила
она. – Когда нам хорошо, хорошо должно быть всем.
– Давай. – Он пожал плечами.
Его погибшая жена хотела завести кошку. Не успела. Она
хотела назвать её Клеопатрой.
Они не поехали в город. Они легли спать. Их тела дышали друг
другом, и это была одна из тех ночей, ради которых существует любовь.
Утром они взяли корзинку и пошли по берегу моря на рынок.
Их запасы пополнились фруктами, зеленью, рыбой и, конечно,
мелкой рыбёшкой для нового члена семьи – кошки.
До выставки оставалось не так много. Она села работать.
Он устроился в гамаке с книгой.
Последнее время ей не надо было продумывать композиции
заранее. Вдохновение само водило её кисти по холсту.
Она начала большую работу.
Он иногда стоял за её спиной.
