Боровицкий невесело усмехнулся.
– О, история совсем простая. Игорь Кириллович Горгадзе,
про себя его называю «творческая личность», болен, причем давно и неизлечимо. У
него был выбор – либо провести остаток жизни в больнице, либо здесь. Вы сами
видите, что он выбрал.
– А вы здесь при чем? – спросила внимательно
слушавшая Даша.
– При том, что я тоже творческая личность, –
невесело усмехнулся Боровицкий. – Мы с этим господином пару раз пересекались
в его прошлой жизни, и я видел образцы его творчества. Не сочтите за грубость,
но – бред сивой кобылы. Причем бред, выдаваемый за нечто новое, чего еще никто
до господина Горгадзе не писал. Назвал он свои произведения фантастической
поэзией в прозе. Я из всех его опусов запомнил только одну фразу: «В момент
духовно-творческого экстаза возникают квазифаэзы сущего». Вот сколько лет
прошло, а сидят в голове его дурацкие квазифаэзы, причем сущего, и все
тут! – Петр Васильевич замолчал, припоминая что-то, потом встрепенулся: –
Да, так я отвлекся. В общем, когда я здесь появился, он меня узнал и воспылал
ко мне ненавистью, замешенной, как вы понимаете, на зависти. Боже упаси от
такой гремучей смеси! Прибавьте сюда его нереализованные творческие амбиции плюс
тяжелую болезнь – и вам многое станет понятным. Ну и к тому же я повел себя при
первой нашей встрече не совсем деликатно – попытался не обращать на него
внимания, что для него – как нож по горлу, ведь он же всю свою жизнь только и
делал, что безуспешно пытался привлечь к себе внимание. Есть и еще один момент,
совсем уж нелепый и притом интимный. В пансионате живет милейшая женщина –
некто Красницкая, я вас с ней познакомлю при случае. Господин Горгадзе за ней
не то ухаживал, не то собирался ухаживать, а тут появился я. И как любой новый
человек в таком небольшом и, по сути, замкнутом коллективе, возбудил всеобщий
интерес. А уж с Красницкой мы вообще много времени провели в беседах. Вот это,
я полагаю, и стало последней каплей – Горгадзе в отношении меня стал совершенно
невменяем. Да вы и сами видели…
Боровицкий вздохнул, покачал головой, и некоторое время они
сидели молча. Потом Даша попрощалась и побрела за Прошей, обдумывая рассказ
Петра Васильевича. Какая-то в нем была несостыковка. Что-то царапнуло слух, как
неверно взятая нота, но что именно, она никак не могла уловить. Даша покачала
головой, погладила Прошу по лоснящейся черной шкуре и быстро пошла к выходу из
лесопарка, не замечая, что вслед ей смотрят две пары внимательных глаз.
– Лидия Михайловна, разрешите?
В дверь просунулась голова главврача.
– Да, Борис, входите.
Раева с неудовольствием посмотрела на Денисова. Ну как можно
так себя запускать! Животик свисает, верхняя пуговица рубашки расстегнута, да и
саму рубашку не мешало бы погладить. А ведь у человека жена есть! Еще и небрит…
– Что-то случилось? – поинтересовалась она, видя,
что Денисов молчит.
– Не то чтобы случилось, Лидия Михайловна, –
замялся главврач.
– Тогда в чем дело?
– Да писатель, Боровицкий…
– Что с ним? – резко спросила Раева.
– Он по всему пансионату таскает за собой какую-то
дамочку. Вы с ней, по-моему, уже познакомились…
Денисов вопросительно посмотрел на управляющую, но лицо той
было совершенно непроницаемо.
– В общем, не нравится мне все это, – выпалил он в
конце концов.
– Что именно вам не нравится, Борис? – уточнила
Лидия Михайловна.
– То, что они пытаются тут что-то разнюхать. С
пациентами разговаривают, смущают их. Десять минут назад Горгадзе вывели из себя,
он чуть сознание не потерял. Прибежал ко мне – у него пульс зашкаливает! В
общем, подозрительно. Что за дамочка? Может быть, журналистка, а вы сами
знаете, какие сейчас журналисты пошли. Что-нибудь выведают, и давай в газеты
расписывать! А нам с вами скандалы ни к чему.
– Вы полагаете, у нас есть что выведывать и
разнюхивать? – вскинула брови управляющая. – И какие могут быть
скандалы, связанные с нашим пансионатом?
Денисов замолчал и пристально посмотрел на нее. Но лицо
Раевой оставалось по-прежнему непроницаемым, и он стушевался.
– Да я… в общем-то, просто так… – забормотал
он. – Предупредить хотел… А то мало ли что…
– Спасибо за заботу. – В голосе Лидии Михайловны
прозвучал едва уловимый сарказм. – Думаю, ничего страшного от визитов этих
посетителей не случится.
Главврач кивнул и бочком протиснулся в дверь. Раева подошла
к окну и внимательно осмотрела все скамеечки, на которых грелись ее подопечные.
– И потом, – задумчиво произнесла она вслух,
словно продолжала разговаривать с Денисовым, – была ли у нас возможность
отказать Боровицкому в его просьбе? Вот в том-то все и дело…
Лидия Михайловна причесала перед зеркалом волосы, поправила
брошь на блузке и вспомнила, что Ангел Иванович сегодня каким-то образом
ухитрился пройти мимо охраны и спрятаться в лесопарке. Охранник клялся и
божился, что не пропускал никого из пациентов в лес. Значит, старик нашел
какую-то лазейку.
Раева вызвала двух охранников и приказала тщательно
исследовать ограду вокруг всей территории пансионата.
Глава 4
Уже ложась спать, Даша вспомнила, что забыла пригласить
Боровицкого в гости. «Ладно, приглашу завтра, – решила она. –
Главное, чтобы он пришел». К тому же Олеська принесла из школы пару историй,
которыми Даше не терпелось поделиться с Петром Васильевичем, – у нее вообще
вошло в привычку пересказывать ему какие-то забавные мелкие происшествия или
советоваться по разным поводам.
Однако на следующий день лил такой сильный ливень, что они с
Прошей просидели все утро дома. А в среду ее опять попросили провести занятие у
Барсуковых с утра. На сей раз Инны Иннокентьевны в квартире не было, поэтому
урок вышел если не образцово-показательным, то просто хорошим. В четверг тучи
над Москвой и Подмосковьем наконец разошлись, и обрадованная Даша побежала в
лесопарк, надеясь увидеть Боровицкого на старом месте. Но под сосной было
пусто. Немного огорчившись, Даша полезла в дупло и сразу наткнулась на записку.
Пару раз она прочитала ее и повела взглядом вокруг. День, назначенный
Боровицким для встречи, был четверг.
«Заболел, – мелькнуло в голове у Даши, – или
опаздывает». Но последнюю гипотезу она сразу же отмела – за все то время, что
они встречались, старик не опоздал ни разу, он всегда ждал Дашу, приходя к
сосне до десяти часов. Растерянно поглаживая Прошу по гладкой голове, она обругала
себя за то, что за все время знакомства не догадалась попросить номер телефона.
И тут же с укором сказала себе: «А ведь он на прошлой неделе плохо себя
чувствовал…»
Она пошла с Прошей в сторону пруда, но на душе оставалось
как-то неспокойно – даже прогулка по солнечному лесу не доставляла ей никакого
удовольствия. «Надо же, – размышляла Даша, – ведь гуляю же я без
Боровицкого три раза в неделю, и ничего, а стоило ему один раз не прийти в
обещанный день, как тут же настроение испортилось». Она обошла пруд безо всякой
охоты, свернула на какую-то дорожку и побрела по ней, не замечая, куда идет. Но
когда через пятнадцать минут перед ней показался светло-голубой корпус за
оградой, она почти не удивилась. «Может быть, Раева даст мне его телефон?» –
подумала она, проходя в ворота и беря пса на поводок.
