Вечером был созван семейный совет. Олесе разрешили остаться,
и теперь она сидела в кресле, поджав ноги, и испуганно таращила на родителей
глаза. Максим ходил по комнате, а Даша сидела около Проши на полу.
– Вот, – веско сказал Максим, разворачиваясь к
жене, – вот к чему привели игры твоего Боровицкого.
– Максим, но ведь еще неизвестно…
– Что неизвестно?! – рявкнул он. – Ты вчера
разговаривала с Уденич, а сегодня утром ее находят мертвой. Что она тебе
сказала?
– Что ее пытаются отравить, – вздохнула Даша.
– Вот именно. И ее собственные дети не пожелали тебя
слушать. А теперь я дергаюсь каждую минуту за тебя и за Олеську!
– Пап, а за меня почему? – пискнула Олеся.
Максим и Даша посмотрели на нее так, что она съежилась в
кресле.
– А ты… Чтобы от школы никуда не отходила,
поняла? – жестко сказал Максим. – Наша мама ввязалась черт знает во
что! Впору в милицию звонить.
– Так давай позвоним, – дернулась Даша. –
Максим, ведь все сходится! Раева и главврач пансионата, Борисов – или
Денисов? – убивают стариков. Не знаю зачем. Может быть, их родственники
нанимают. Точно, родственники! Потому дети Уденич от меня и шарахнулись, как от
прокаженной.
– И Боровицкий как-то все это раскопал, –
задумчиво продолжил Максим.
– И его убили, – закончила Олеся. – А теперь
мы тоже знаем тайну, и нас тоже могут убить.
– Типун тебе на язык! – бросил Максим. – Так,
давайте без эмоций. Даша, нужно поговорить с тем следователем, который дело
Боровицкого расследует. Расскажешь ему все, что знаешь, заявление напишешь. У
тебя телефон остался?
– Где-то был, – кивнула Даша.
– Ищи и звони. Причем прямо сейчас.
Даша долго рылась в сумке, потом выворачивала карманы и в
конце концов отыскала клочок бумажки с телефоном следователя. Она закрыла за
собой дверь кухни, набрала номер и, услышав ответ, быстро сказала:
– Игорь Витальевич? У вас есть время? Я хочу с вами
поговорить.
Через пять минут Даша вернулась, вертя в пальцах комочек
бумаги.
– Ну что? – встал Максим. – Позвонила? Нужно
заявление написать?
Даша покачала головой.
– Заявление мы с тобой, конечно, можем написать, –
сообщила она, усаживаясь в кресло. – Только вряд ли это к чему-нибудь
приведет. Потому что, как объяснил мне господин следователь, следствие, скорее
всего, будет приостановлено. Потому что некого обвинять.
– Да что за бред! – возмутился Максим. – Как
так – некого? Человека ножом закололи, имеется двадцать человек подозреваемых,
и следствие приостанавливают?!
– Максим, я все понимаю, – грустно сказала
Даша. – Если хочешь, ты можешь свои вопросы задать уважаемому Игорю
Витальевичу. Как ты думаешь, что он тебе ответит?
Максим подошел к окну, приоткрыл форточку и снова уселся на
диван.
– Слушай, но у них же есть улики, – покачал он
головой. – Нож, отпечатки какие-нибудь… И потом, убитый ведь не
какой-нибудь бомж, найденный в мусорном баке. Это, мать его, относительно
известный писатель, солидный человек…
– Отпечатков, положим, нет, – устало ответила
Даша. – Насчет ножа мы ничего не знаем. Зато одно знаем точно – никому не
хочется выяснять, кто и отчего убил Боровицкого. Понимаешь? Никому, кроме нас.
Да и нам-то тоже…
Она не закончила фразу, старательно смяла комочек с
телефоном следователя и бросила его в форточку.
Глава 11
Олег Боровицкий сидел в своем кабинете, обставленном в стиле
хай-тек, и с отвращением смотрел на чашку кофе и эклер. Кофе дымился, как
полагается, эклер заманчиво поблескивал глазированной спинкой, но Олегу
Петровичу совершенно не хотелось ни того, ни другого. Ему вообще не хотелось
есть, а хотелось вытряхнуть душу из той бледной дряни, из-за которой вся его
семья уже неделю с ним не разговаривает.
Ну, папаша… Ну, удружил… Знал ведь, как нужна Олегу
квартира! И о том, что младший сын не жирует, тоже знал. Олег хоть и пытался
раскрутить свой бизнес, но, в отличие от хваткого и деловитого Глеба, пока не
преуспевал. Хоть и предупреждал его Глеб, он все-таки вложился в авторемонтную
мастерскую и увяз в ней крепко-накрепко. Не то что купить квартиру – Наталье на
Гоа не на что было в нынешнем году поехать!
Олег чуть не заскрипел зубами от бессильной злости. «Так
привык парить мозги всем вокруг по поводу своего благосостояния, что уже и себе
врешь? Какое Гоа, мать твою… Дай бог, если на паршивую Турцию хватит, да не в
приличный отель, а в какие-нибудь вшивые „три звезды“, для неудачников. Еще и
за Витькину учебу нехило бабок отвалить нужно…Черт, черт, черт!
Олег вспомнил вчерашний скандал и скривился.
– Она что – спала с твоим отцом? – кричала
жена. – Почему ты о ней ничего не знаешь? Ты же мужик, вот и придумай
что-нибудь!
– Наташенька, Глеб уже придумал, – попытался он
возразить. – Предложил ей треть стоимости квартиры. И дамочка взяла
тайм-аут на раздумья.
– И сколько же она будет думать? – мрачно спросил
Витька.
– А ты вообще не лезь не в свое дело, – обернулся
к сыну Олег.
– Ни фига себе – не мое! – присвистнул
Витька. – У меня, можно сказать, квартиру отбирают, а ты говоришь – не
мое. Или ты, папочка, хочешь, чтобы я к вам жену привел?
– Забудь и думать, – отрезала Наталья. – Мне
еще не хватало с твоими детьми нянчиться. Будет у тебя своя квартира! Отец
позаботится.
– Позаботится, как же, – хмыкнул Витька. –
Вижу я, как он заботится…
Олег хотел отвесить засранцу подзатыльник, но сдержался.
– Я ведь сказал: девица пока думает. Я поговорю с
Глебом, чтобы он поторопил ее. Но если она не согласится…
Он хотел произнести привычную фразу: «Тогда мы решим вопрос
через суд», – но споткнулся на полуслове. Кого он обманывает? Папаша
обставился вешками со всех сторон. Его завещание любой суд признает законным.
Можно, конечно, найти подход к судье, но не во всех же инстанциях! Опять-таки, кто
будет этот подход оплачивать? Глеб, конечно, согласится, но ведь и у него мошна
не резиновая. Еще потребует себе не половину квартиры, а больше…
– Если она не согласится, мы найдем способ уговорить
ее, – услышал он собственный голос.
– Ладно, – помолчав, сказала жена. – Только
давайте там побыстрее. И нечего с ней церемониться, с хапугой!
Даша с Максимом сидели на диване и передавали друг другу
прочитанные листы. Зазвонил телефон.
– Я возьму! – вскочила Олеся, ждавшая звонка от
одноклассника.
Спустя пару секунд она вернулась в комнату разочарованная.
