– Никита, найди, пожалуйста, бабушку, – попросила
она мальчика, вернувшись в детскую. – И скажи, что мы закончили
заниматься.
Когда Никита вышел, Даша потерла виски и зажмурилась. В
голове гудел колокол, как бывало всегда, когда ей приходилось рано вставать.
– Вы уже закончили? Так быстро?
В дверях выросла монументальная фигура Инны Иннокентьевны,
облаченная во что-то изумрудное и драпирующее.
– Занятие идет час с небольшим, – отозвалась Даша
ровно. – Сейчас половина одиннадцатого. Я приехала в девять.
– Да нет, к вам у меня нет никаких претензий, –
пожала плечами Инна Иннокентьевна. – Идите получите ваш гонорар.
Складывая в кошелек мятые купюры, Даша испытывала ощущение
брезгливости и унижения. Она сама понимала, что это глупо, что нужно уметь
защищаться от таких вот дам непробиваемым щитом равнодушия, но у нее никогда не
получалось отгораживаться. Вежливо попрощавшись и получив в ответ приторно-ласковую
улыбку от Инны Иннокентьевны, Даша вышла из подъезда с совершенно больной
головой. Она побрела в сторону автобусной остановки, но через два шага
остановилась. По тротуару бегал туда-сюда полный лысоватый мужичок, ежесекундно
вытирая платком блестящую лысину. Одного взгляда Даше хватило, чтобы понять, в
чем дело: грязная белая «девятка» была припаркована в углу двора, перед
мусорными баками. Выехать из закутка водитель никак не мог – вплотную к его
машине стоял внушительный джип, уже знакомый Даше.
– Нет, ну что с такими делать, а?! – обратился
страдалец к Даше, заметив сочувствие на ее лице. – Стекла в машине бить –
так себе дороже встанет. В милицию звонили – там нас просто подальше посылают.
Вот как нагрянет эта сука раз в неделю, так хоть на метро езжай! И ведь никогда
не знаешь, куда она тачку свою приткнет в следующий раз. Черт возьми, хоть бы
ее джип угнали, что ли! – высказал он наконец заветную мечту.
– Вы знаете, – деликатно заговорила Даша, стараясь
не вспоминать семейство Барсуковых, – мне муж как-то рассказывал, что они
с друзьями в подобном случае очень простую вещь сделали: крошек хлебных на
капот насыпали.
– И что? – непонимающе хмыкнул мужик.
– Да ничего особенного. Просто голуби со всего двора
слетелись.
– Обгадили! – догадался водитель, светлея
лицом. – Слушайте, да ведь… О, гениально!
Он стремительно бросился к подъезду, что-то возбужденно
бормоча себе под нос. Даша разобрала только «Да хоть всю машину!». Громко хлопнула
подъездная дверь, и во дворе наступила тишина. Со смешанным чувством
удовлетворения и стыда Даша бросила взгляд на блестящий джип и побежала со всех
ног к остановке.
В четверг Даша опять увидела Петра Васильевича. Она
обрадовалась и сама удивилась своей радости: подумаешь, случайное знакомство,
что тут такого? Но Петр Васильевич был, казалось, рад видеть ее ничуть не
меньше. Поцеловав ей руку, он опять предложил прогуляться, и они долго ходили
по лесу вдвоем, а из кустов то и дело выныривал довольный Проша. На сей раз
Боровицкий больше расспрашивал, а Даша рассказывала о себе. Старик слушал с
интересом, очень внимательно, и Даша неожиданно пожаловалась на Инну
Иннокентьевну, хотя вовсе не собиралась обсуждать неприятную женщину, тем более
с почти незнакомым человеком.
– Дарья Андреевна, сударыня вы моя, – успокоил ее
Петр Васильевич. – Если вы полагаете, что сия дама бросила замечание про
вашу прелестную курточку случайно, то вы очень и очень заблуждаетесь. Она
именно хотела вас задеть, и у нее прекрасно получилось.
– Но зачем? – удивилась Даша. – Я ее не
обижала, скорее даже наоборот. – Она невесело улыбнулась, вспомнив
бесконечные рассказы Инны Иннокентьевны о ее насыщенной жизни.
– А дело тут вовсе не в обидах, – возразил
Боровицкий. – У определенного сорта женщин такая, знаете ли, тренировка,
чтобы навыки кусания не пропадали. Вы никогда не обращали внимания, что есть
люди, которые норовят любому человеку в разговоре сказать хоть маленькую, но
гадость? Причем частенько весьма успешно маскируют эту гадость под комплимент.
Ну так вот ваша дамочка из их числа. Бывает, поговоришь с подобным человеком –
хоть вроде ничего особенного он и не сказал! – и остается какое-то
ощущение неприятное, а настроение испорчено вдребезги. Начнешь прокручивать в
голове разговор, и иногда всплывает, куда он тебя куснул, а другой раз, сколько
ни вспоминай, и сообразить не можешь. Только одно средство помогает – надо
вычислять таких людей и постоянно помнить об их, так сказать, увлечении.
Учитесь толстокожести, милая Дарья Андреевна, причем толстокожести
избирательной – вот вам мой стариковский совет. Кстати, о толстокожести. Хотел
вас спросить: отчего ваш Проша прихрамывает? И почему он, собственно, Проша?
Обычно таким породистым собакам, по моим наблюдениям, дают более эффектные
клички. Или такие, знаете, с претензией на изыск. Вот, например, Бакс одно
время было очень в моде.
Даша улыбнулась и объяснила:
– Проша – потому что у нас фамилия Пронины. Мы ему
ничего специально не придумывали, как-то само получилось – Прошка и Прошка. А
хромает – потому что он бракованный.
– Я всегда полагал, что бракованных щенков от
породистых собак уничтожают, – удивился Петр Васильевич.
– Ну что вы! – покачала головой Даша. –
Может, где-нибудь в Европе их и уничтожают, а у нас продают точно так же, как и
всех остальных, только дешевле. Прошу моему мужу на Птичьем рынке вообще чуть
ли не даром всучили.
И Даша вспомнила, как три года назад отправившиеся на рынок
за рыбками Максим и Олеся вернулись с черным щенком, постоянно поскуливавшим и
не наступающим на переднюю лапу. Даша хотела их отругать, но у нее язык не
повернулся, и следующие шесть месяцев они с мужем исправно возили щенка к
ветеринару, перебинтовывали лапу особым образом, приучали собаку, оказавшуюся
неожиданно умной, не срывать повязки. В конце концов у Проши осталась лишь
слабая хромота, что, как объяснил ветеринар, было большим достижением.
– Повезло вам, – прямо сказал собачий
доктор, – у пса связки порваны, а срослись черт знает как. Хорошо, что вы
его таким маленьким взяли и сразу лечить начали. Молодцы! Ну и я, конечно,
постарался, – скромно добавил он. – Но еще предупреждаю: он у вас
будет много болеть – иммунитет у мастино никуда не годится.
Но Проша болеть не спешил и через два года превратился в
собачью лошадь, как его называла Олеся. Практически никем из семьи не
обучаемый, он понимал все команды и всегда внимательно прислушивался, когда
речь заходила о нем. Когда кое-кто из знакомых говорил Даше, что можно было бы
им купить и здоровую собаку, она ничего не объясняла и только с сочувствием
смотрела на того человека.
– М-да, вы с супругом действительно молодцы, –
заметил Петр Васильевич, выслушав ее рассказ. – Кстати, мы с вами сделали
круг.
Они стояли под той же самой сосной, под которой встретились
час назад. В развилке между двумя ветками Даша заметила черный провал дупла.
