– Убил, разумеется, – кивнул Горгадзе, впиваясь в
Дашу взглядом. – Ножом заколол. А нож в столовой взял. Подошел –
раз! – и ткнул его. – Старик ткнул в Дашу длинным пальцем. – А
вы что, не верите мне, что ли?
– Верю, – быстро ответила Даша. – Только вот
следователь сказал, что Петра Васильевича убил случайный грабитель, который
через окно залез.
Горгадзе нахмурился и покачал головой.
– Сама придумала? – с легким презрением в голосе
спросил он.
– Нет, правда, мне следователь по телефону сказал! Вот
поэтому я и удивилась…
– Врет твой следователь, как сивый мерин, – веско
произнес старик, кривя рот. – Надо бы и его убить.
Он обогнул Дашу, чуть не столкнув ее в клумбу, и направился
к пруду. Открыв рот, Даша смотрела ему вслед. Получается, сын Боровицкого был
прав? Петра Васильевича и в самом деле убил сумасшедший старик?!
Не дойдя до пруда, Горгадзе неожиданно развернулся и пошел обратно.
Даша и сама не смогла бы объяснить, откуда у нее возникло ощущение опасности.
Ей показалось, что старик сообразил что-то и теперь собирается расправиться с
ней. «Проша!» – мелькнуло у нее в голове, и она уже открыла рот, чтобы позвать
собаку, но тут вмешался новый персонаж.
Горгадзе был в пяти шагах от нее, когда что-то прошуршало
сзади и перед Дашей очутился маленький смешной человечек с венчиком волос,
обрамляющих идеально круглую лысинку. На человечке была затасканная серая
куртка в дырах.
– Ай-яй-яй! – погрозил он Горгадзе пальцем, и тот
вынужден был остановиться.
Даше показалось, что она участвует в какой-то не очень
удачной постановке. Даже название промелькнуло в голове: «Слишком много
стариков». А маленький лысый человечек не отступал, и Горгадзе нависал над ним,
словно собираясь клюнуть кривым носом.
– Это Дарья Андреевна, – сообщил человечек с
лысиной, – друг моего друга. А ты ее обидеть хочешь. Нехорошо! –
укоризненно добавил он.
Даша еще соображала, откуда старичок знает ее имя, а Горгадзе
развернулся и пошагал прочь. Неожиданный защитник повернулся к ней, и Даша
вспомнила, кто он такой. Местный сумасшедший, Ангел Иванович! Господи, еще один
сумасшедший!
– А вы не бойтесь, – тонким голосом сказал Ангел
Иванович. – Он не придет больше. Ходит да хвастается, а сделать ничего не
может.
Сейчас он говорил совсем не так, как тогда, в лесу.
«Картошечки хочется, а мне не дают», – всплыл у Даши в голове просящий
голос.
– Он сказал, что Петра Васильевича убил, – с
трудом разжав губы, выдавила она.
Ангел Иванович по-птичьи наклонил головку и моргнул.
– Петр Васильевич – мой друг, – нараспев сказал
он. – Слушал меня, жалел. Как его убить можно? А ведь убили. Только не
этот, нет. Жалко – всех убивают. Тебя не убьют? – Он с тревогой заглянул
Даше в глаза. – Нет? Скажи, не убьют тебя?
Столько искренней заботы было в голосе смешного маленького
человечка, что Даша быстро помотала головой и, повинуясь порыву, положила руку
на рукав Ангела Ивановича. Тот улыбнулся, покивал и попросил:
– Ты уж, пожалуйста, не умирай. Вот друг мой слушал
меня, слушал – и умер. А тебе я ничего рассказывать не буду. Ты и останешься
живая.
Лицо его неуловимо изменилось – застыло, вокруг губ
собрались мелкие складочки, глаза словно помутнели.
– А я ведь не виноват, – сказал он писклявым
голосом и вцепился в Дашину руку. – Мне вот что – крики там, или бьют – а
я ни при чем! И ведь не скажешь, да, не скажешь! А мне бы по солнышку и по
берегу – а топят, и рыбок нет…
Человек залопотал что-то уже совершенно невнятное, раскачиваясь
на месте. К ним подбежали две толстые медсестры в толстовках, взяли Ангела
Ивановича под руки и нежно повели к пансионату. Он не сопротивлялся, не
оборачивался на Дашу. Только прозрачные волосики над его головой трепыхались от
ветра, и выглядело это так жалко, что она чуть не рванула за ними следом. Ее
остановил негромкий голос за спиной:
– Дарья Андреевна, вы не хотите закончить свои
эксперименты?
Даша узнала голос, обернулась.
– Почему же эксперименты, Лидия Михайловна? –
ответила она вопросм на вопрос. – Я просто делаю то, о чем просил меня
Петр Васильевич, – продолжаю его книгу.
– И о чем она? – после паузы спросила Раева.
– О жизни, – нашлась Даша. И сразу довольно
неуклюже перевела разговор: – Скажите, а что с этим стариком, с Ангелом
Ивановичем? Он совсем сумасшедший, да?
Раева повернула бледное лицо в сторону удаляющихся трех
фигур.
– Да, он очень болен, – подтвердила она. – Мы
делаем все, что можем, но он болен не только душевно, но и физически.
В обычных холодных интонациях Раевой Даша с удивлением
услышала грусть.
– Лидия Михайловна, – внезапно вырвалось у
нее, – зачем вы держите его здесь? Ведь с ним одни хлопоты!
Раева улыбнулась, глядя вслед старичку с лысиной.
– Потому что я решила, что так будет
справедливо, – ответила она. – Если в силах одного человека хоть
как-то компенсировать страдания, то это должно быть сделано. Потому что божье
воздаяние далеко, да я и не верю в него, если ты что-то можешь – сделай это
здесь, в этой жизни, своими руками.
Даша глядела на нее, пораженная этой внезапной
откровенностью. Раева по-прежнему не сводила взгляда с троицы, медленно
бредущей к дверям, и лицо ее было освещено такой мягкой улыбкой, какой Даша
никогда прежде не видела на лице суховатой и сдержанной управляющей.
Глава 14
У дома Дашу ожидал новый сюрприз. Глеб Боровицкий
собственной персоной! Она призвала Прошу к ноге и немного нерешительно подошла
к сыну Петра Васильевича, пытаясь сообразить, как он узнал ее адрес.
– Здравствуйте. Вы меня ждете?
Глеб смотрел на нее без выражения, не отвечая. Даша в
который раз удивилась, что они с братом совершенно не похожи на отца. Лицо у
младшего Боровицкого красивое, породистое, но эта породистость была начисто
лишена тонкости и интеллигентности, свойственной его отцу. «Типичная внешность
голливудского актера», – мелькнуло у Даши в голове.
– Дарья Андреевна, вы очень упорно уклоняетесь от
разговора со мной, – сообщил Боровицкий, с ходу ошеломив Дашу.
«Когда я уклонялась от разговора? О чем он?» Она немедленно
почувствовала себя виноватой и даже собралась извиниться, хотя не очень
понимала, за что.
– Вы приняли решение, о котором мы с вами говорили?
Глеб не сводил с нее темных глаз, и от его взгляда Даша
никак не могла сосредоточиться, обдумать, что же ей говорить. Что она
расследует убийство его отца? Что у нее остались какие-то непонятные записи
Петра Васильевича и она определится с квартирой, когда расшифрует их? «Господи,
бред какой…»
