– И не объясняет, отчего умерла Уденич, – добавил
Максим. – И кого она увидела ночью, когда вышла из пансионата.
Виктория Окунева, много лет назад
Вика держала в руках сапоги, привезенные тетей Людой из
Финляндии, и не могла оторвать от них глаз. Замшевые, мягкие, на маленьком
устойчивом каблуке – мечта, а не сапоги. «И под сумочку подходят», –
представила Вика, вспоминая свою коричневую сумку с бахромой на боку.
– Что, нравятся? – раздался теткин голос. Вслед за
тем Людмила вышла в коридор, завязывая халат.
– Не то слово! – выдохнула Вика.
– Уступить их тебе, что ли… – задумчиво протянула
тетка, скептически глядя на сапоги. – Они мне, Вик, маловаты, честно
говоря. Купила по глупости на размер меньше, чем нужно было, теперь вот не
знаю, что и делать.
– Тетя Люда, тетя Люда, уступите! – взмолилась
Вика. – Вы с дядей Пашей скоро опять куда-нибудь поедете – еще купите! Ну,
пожалуйста, ну тетечка!
– Ладно, уговорила, – кивнула Людмила, ставя сапог
на пол. – Такие сапожки только на твоих ножках и носить. Бери!
– А… сколько? – осторожно поинтересовалась Вика.
– Даром отдам. Сорок.
Показаться в училище в новых сапогах Вика не успела. Вечером
она вышла пофорсить в обновке и в скверике наткнулась на Лариску Егорову с
параллельного потока – с факультета русского классического танца. Цепким
взглядом углядев Викины сапожки, Лерка взмахнула руками,
поцокала-поохала-повосхищалась и, не задумываясь, предложила Вике за них…
восемьдесят рублей.
Вика задумалась. Признаться, чудные сапожки оказались ей
немного тесны – стопа у нее была хоть и маленькая, но широкая. Но сорок рублей
на сапоги ей дал отец, и он мог не обрадоваться, узнав, что придумала его дочь.
«Да и ладно, верну ему его рубли, и окончен разговор», – решила Вика.
– Завтра принесу деньги, а ты захвати сапоги, –
подгоняла Лерка, косясь на замшевое сокровище. – Смотри, с утра меня
найди!
– Сама найдешь, – отрезала Вика. – Кому
сапоги нужны?
Лерка поджала губки, но возражать не стала.
На следующий день Вика проснулась с утра с больной головой и
с температурой. Вызванный на дом врач сообщил, что у нее типичный грипп, и
Вика, ругая противную Егорову, от которой она наверняка и подхватила заразу,
осталась в постели.
А вечером заглянула Сонька Рабина, Викина подружка. Узнала,
как дела у Вики, рассказала свои скудные новости и уже собиралась убегать, как
вдруг увидела сапожки, скромно стоящие под старой кривоногой табуреткой.
– Ой, Вика, откуда у тебя такая прелесть? –
восхитилась она, подхватив сапог и высматривая циферки размера на подошве.
– Тетка из Финляндии привезла, – хрипло ответила
Вика, хлюпая носом.
– Мне бы такую тетку… Я бы ее на руках носила! Слушай,
Вик, продай, а?
– Они дорогие, Сонь, – предупредила Вика,
прекрасно зная, что деньги у Сониных родителей водятся.
– Не дороже денег, – отмахнулась Сонька. –
Сколько?
– Ну… – задумалась Вика, боясь продешевить.
– Сто двадцать пойдет? – заторопилась Сонька,
жадно заглядывая Вике в глаза.
Вика сглотнула. Восемьдесят рублей за сапоги, которые
оказались ей не совсем впору, – это было гораздо больше того, на что она
рассчитывала.
– Пойдет, – кивнула она. – Сапоги твои.
– А денежку я тебе завтра занесу, договорились? –
заулыбалась Сонька. – Ну, побежала я. Выздоравливай!
Первым же человеком, которого встретила Вика в училище после
выздоровления, оказалась Лерка Егорова. Пока Вика раздевалась и сдавала
дубленку в гардероб, Лерка следила за ее отражением в зеркале. Наконец, улучив
момент, подошла к Вике, собиравшейся подниматься в классы, и на ухо спросила:
– А что с сапожками-то моими, а?
Вика вздрогнула и чуть не подскочила на месте.
– Егорова, ты так людей не пугай! – выдохнула
она. – А то заикой стану!
– Так что с сапожками моими? – повторила Лерка, и
голос ее звучал недобро.
– С чего они вдруг твоими-то стали? – вскинулась
Вика.
– Да вроде мы с тобой обо всем договорились, –
пожала плечами Егорова. – Договоренность исполнять надо. Или нет?
Вика почувствовала себя не в своей тарелке. Белобрысая
Егорова никогда ей не нравилась. Лицо у Лерки было красивое, но какое-то
острое, будто его составили из треугольников. И еще от нее пахло духами
«Красная Москва», которые Вике очень хотелось иметь самой. Поэтому она и не
любила Егорову. К тому же, стоя сейчас на лестнице, она поняла, что Егорова
прекрасно знает о том, кому достались сапожки. И спрашивает Вику не всерьез, а
лишь для того, чтобы ткнуть носом: вот, мол, мне пообещала, а обманула!
Оттого, что упрек был отчасти справедлив, Вика особенно
разозлилась и высокомерно заметила, глядя на Лерку сверху вниз:
– Ты, Лерочка, меня не учи, что надо исполнять, а что
нет. Я не хуже тебя знаю!
Лерка постояла, покривила губы, развернулась и ушла, не
сказав ни слова.
«Хамье, – мысленно обозвала ее Вика. – Такой
только в колхоз ехать… дояркой работать». А через десять минут уже выкинула
Егорову из головы.
Трое суток спустя Вика сидела в кабинете, стены которого
были выкрашены в грязно-болотный цвет, и отчаянно рыдала.
– Хватит блажить, хватит блажить-то! – прикрикнул
на нее следователь, молодой парень лет двадцати шести. Кожа на лице у него была
гладкая и румяная, как у ребенка. – Давай рассказывай, что еще продавала,
спекулянтка!
– Я… не… не спекулянтка, – заикаясь, проговорила
Вика. Все происходящее казалось ей кошмаром. – Вы ошиблись, я ни при чем!
– За попытку ввести следствие в заблуждение знаешь
сколько тебе добавят? – следователь откинулся на спинку стула и
закурил. – Много, голубушка, ой много. Ты же государство пытаешься
обмануть, понимаешь? Хотя тебе не впервой…
– Я не виновата! – отчаянно выкрикнула Вика и
снова заплакала. – Я правда не виновата!
– Не виновата? – тихо спросил следователь, встал
со стула и обошел Вику сзади. Она съежилась. – Не виновата, говоришь? А
вот на это ты что скажешь, голубушка?
Он швырнул на стол какую-то бумажку, и Вика вздрогнула.
Потом сквозь слезы выхватила из текста, написанного красивым почерком, одну
фразу. «В том числе предлагала купить сапоги иностранного происхождения, которые
продала потом Рабиной Софье Михайловне…»
– Это Лерка Егорова написала! – ахнула она.
– Вот и чудненько, – обрадовался следователь,
возвращаясь на свой стул и начиная что-то писать на бланке. – Хорошо, что
отпираться не стала. Рассказывай, кому еще вещи продавала: когда, что именно,
за сколько, у кого взяла.
