– Петр Васильевич, а чем вы так очаровали
управляющую? – подумав, спросила Даша.
– А с чего вы взяли, дорогая моя, что я ее
очаровал? – усмехнулся Боровицкий.
– Хотя бы вот с того, – и Даша широким жестом
обвела комнатку. – Вы же сами говорите, что пансионат частный. Значит, он
должен быть закрыт для посторонних. А вы здесь работаете, вам комнату выделили…
И меня с вами так легко пропустили, не спросив ни о чем. А, поняла! –
высказала она неожиданную догадку. – Вы, наверное, что-то вроде заказного
материала пишете, правильно? И хозяева пансионата в вас заинтересованы?
– Ну что вы, любезная моя Дарья Андреевна, –
возразил Боровицкий с наигранной обидой в голосе. – Как вы могли так плохо
обо мне подумать! Нет, дело вовсе не в заказном материале, который я, конечно
же, не пишу. Дело в другом.
– В чем же?
– Понимаете, меньше всего хозяева пансионата
заинтересованы в том, чтобы их заведение было разрекламировано. Потому что где
реклама – там и известность, а где известность – там и слухи. Клиентов у
пансионата и так предостаточно, без пациентов они не останутся. А вот лишние
разговоры и интерес прессы, к примеру, могут только помешать. Начнут говорить,
что люди деньги на стариках делают или еще что-нибудь похуже. Сами понимаете,
что поле для таких разговоров самое что ни на есть благодатное.
– А разве вы сами – не та же пресса? – недоуменно
спросила Даша.
– Ни в коем случае! Я здесь в качестве писателя, а не
журналиста. В газетах отрывки из моей книги никогда не появятся, а если бы и
появились – что с того? Я о людях пишу, а не о каком-то пансионате, пусть даже
и тысячу раз частном. В то же время учтите, Дарья Андреевна, при желании я мог
бы такую шумиху поднять вокруг «Прибрежного»! Связей моих, наработанных за
долгую жизнь, с лихвой бы хватило. О чем я честно и предупредил нашу милейшую
Лидию Михайловну.
– По-моему, это называется шантажом, – рассмеялась
Даша.
– А по-моему, это называется «показать противнику все
карты». Для Раевой было проще пустить меня сюда и обеспечить все условия, чтобы
я поскорее избавил ее от своего общества, – подмигнул Боровицкий, –
чем не пустить, а потом объясняться с учредителями по поводу неожиданного
интереса журналистов к сему богоугодному заведению. Вот потому я здесь. Да и
вообще она старается мне потакать в моих старческих писательских капризах. Вот
вас разрешила привести… Может быть, надеется, что с вашей помощью я допишу
наконец свою рукопись. И в чем-то она права. Хотя, откровенно говоря, я очень
быстро устаю, – с обезоруживающей улыбкой признался Боровицкий. – Что
поделаешь – старость, старость… И вообще… все чаще ощущаю себя мангустом.
– Почему мангустом? – изумилась Даша. Меньше всего
Боровицкий был похож на подвижного маленького хищника.
– Ну не павианом же, – усмехнулся тот. –
Шучу, шучу. Просто знаете, Дарья Андреевна, много лет назад довелось мне жить в
Кении. И мой приятель – Мишка Рогожин – завел себе там мангуста. Уж не помню,
где он его взял, – должно быть, попросту купил на рынке, но зверюшка была
презабавная. Диком ее прозвали. Так вот Мишка, выдумщик большой и изобретатель
в домашних масштабах, соорудил маленькую карусель. Маленькую – но полностью
действующую: то есть переключаешь рычажок, и она начинает довольно быстро
вертеться минуты две или три. Поначалу Рогожин забавлялся своей игрушкой просто
так, но скоро ему приелось, и он придумал вот что: посадил на карусель
мангуста, Дика. Привязал и включил. Конечно, издевательство чистейшей воды, но
мы тогда были молодые и злые. Хм, а сейчас стали старые и злые… но это так,
лирическое отступление… Несчастный мангуст через две минуты вышел с карусели
существом с нарушенной психикой и координацией. Но, представьте себе,
развлечение ему понравилось! И более того – зверек к нему пристрастился, как к
наркотику. Но вот к ощущениям после карусели – когда у него, видимо, голова
кружилась и он прямо идти не мог, – к тем ощущениям так и не привык. И
страдал, я полагаю. Но перед тем, как карусель останавливалась, испытывал бог
его знает какие чувства. Может, думал, что летает? Я не знаю.
– А где он сейчас? – спросила Даша.
– Мангуст-то? Да умер, разумеется. Причем смерть его
была, можно сказать, поучительна: разорвался ремешок, которым Рогожин своего
мангуста привязывал, и тот вылетел из крутящейся карусели, врезался в стену и
расшибся насмерть. Мишка в тот же день карусель сломал и выкинул. Вот так-то.
Петр Васильевич посидел немного молча, вспоминая о чем-то,
потом качнул головой и поднялся.
– Ну что ж, Дарья Андреевна, давайте собираться. Вас
уже Проша заждался, а у меня сегодня, чувствую, работа не пойдет.
Боровицкий проводил ее до выхода, они попрощались, и Даша
побежала к Проше. Пес спокойно спал под кустом, время от времени дергая во сне
лапами. Даша разбудила его, и они двинулись к выходу с территории пансионата,
но тут ей пришло в голову, что нужно узнать у Боровицкого день следующей
встречи, чтобы не заставлять того лишний раз ходить к дуплу. Она быстро
вернулась обратно, но старика в комнате уже не было. В растерянности Даша,
выйдя на крыльцо, завертела головой, не понимая, куда он ушел, и увидела
знакомую фигуру слева от корпуса. Даша побежала туда и завернула за угол как
раз вовремя, чтобы увидеть Боровицкого – тот садился в новый темно-синий «БМВ».
Встав от удивления столбом, Даша смотрела, как он небрежно достает ключи, как
открывает дверцу и садится на водительское место, как машина мягко трогается с
места и быстро набирает скорость, исчезая за соснами.
Боровицкий давно уехал, а она все стояла на месте, ощущая,
как тычется ей в ладонь мокрый нос ничего не понимающего Проши.
* * *
«Ну что ж, первая часть плана выполнена: я нашел человека,
который был мне необходим. И если бы я верил в судьбу, то сказал бы, что он –
подарок судьбы, настолько своевременным было его появление. Меня уже подгоняет
время – то самое, про которое банально говорят „неумолимое“. Оно действительно
такое, пусть определение и звучит так банально.
Осталось выполнить вторую часть, а она не менее важна, чем
первая. От того, удастся ли мне по своему вкусу выбрать облик милой, но
несговорчивой дамы с косой, зависит слишком многое – для меня, пожалуй, больше,
чем жизнь. Потому что смерть куда важнее. Смерть, которая ходит за мной по
пятам так непринужденно, что временами мне становится смешно. И то, что это
смех обреченного, ничего не меняет».
Ирина Уденич, много лет назад
Муж ушел от Ирины после того, как она удочерила Танюшу.
Конечно, на самом деле они давно не были мужем и женой, но такого решительного
шага Ирина от него не ожидала.
– Все, Ирина, ты как хочешь, а я ухожу, – заявил,
пряча глаза, Генка в тот вечер, когда Танька устроила первый большой скандал
после приезда из детского дома.
– А меня с собой не прихватишь? – просительно
протянула Ирина и, когда Генка поднял на нее изумленные глаза, от души
расхохоталась. «Вот дурак, а? Нет, таких дураков – еще поискать!» – Да ладно
тебе, чего вылупился? – с нескрываемым презрением сказала она. – Иди
куда хочешь, никто тебя здесь не держит.
