– Зейнаб, можно распустить слух, что я действительно предвижу неприятности. А еще лучше что-нибудь подстроить, чтобы я разоблачила? Пусть хотя бы какое-то время боялись со мной связываться.
– Хорошо, сделаем. У тебя есть какой-нибудь дар для Махидевран?
– Что?! Дар?
– Подарок в знак примирения. Якобы ты ее простила…
– Ну, возьми что-нибудь. Только не из подарков от Повелителя, чтобы он не обиделся.
Нашли красивый браслет, его купила сама Роксолана, но никогда не надевала, потому что оказался великоват, все собиралась передать ювелиру, чтобы уменьшил, да забывала. Махидевран будет впору.
– Зачем это тебе? Мне не жалко, но я не понимаю.
– В ответ она обязана отдарить, а там увидишь… Отправь Фатиму с браслетом к баш-кадине.
Браслет положили на красивый поднос, накрыли тонким платком, и Фатима в сопровождении евнуха отправилась к Махидевран.
– Что ей сказать-то?
– Скажи, что госпожа не желает ссоры и в знак примирения и того, что не будет жаловаться Повелителю, просит принять этот дар.
– Прошу?! – возмутилась Роксолана. – Да я готова выцарапать ей глаза!
– А ты уверена, что это она, а не кто-то другой?
– Конечно, служанка-то ее.
– Но в комнату могла войти не одна Бахижа. Вот то, что ты запретила переступать порог кому-то, хорошо. Пусть кизляр-ага это переварит и поставит еще одного евнуха.
Фатима отправилась с поручением, приведя в полное смятение весь гарем.
Махидевран, увидев подарок от Хуррем, сначала отказалась его принимать, хотя было видно, что браслет очень понравился. Хитрая Фатима чуть усмехнулась:
– Зря госпожа боится, здесь нет ничего дурного. Просто Зейнаб удалось убедить Хуррем, что она зря ссорится со всеми подряд и всех обвиняет. Может, Бахижа и не виновата, проклятый порошок был в книге, только сама Хуррем до этого не долистала.
– Да! – оживилась Махидевран, почувствовав, что это выход. Она сделала вид, что оскорблена нападками Хуррем и принимает подарок с неохотой.
Фатима не стала ждать, пока баш-кадина найдет чем отдарить. Это был совет мудрой Зейнаб.
– И что теперь?
– Посмотрим, что она передаст в ответ. Прикажи евнуху никого не впускать, я выйду принимать подарок сама.
– А если не передаст?
– Значит, она глупа и жадна. Завтра о ее жадности узнает весь гарем.
Махидевран жадной не была, но ей понадобилось время, чтобы подыскать что-то, чего еще не видел Повелитель и тем более не дарил. Тут она вспомнила о страсти Хуррем к чтению и решила подарить ее светильник. Махидевран радовалась удачному решению, ведь это никак не украсит Хуррем, а к себе она никого не пускает…
Немного погодя раздался стук в дверь, евнух сообщал, что пришла служанка от Махидевран. Зейнаб чуть приоткрыла дверь и попросила подождать:
– Сейчас выйду.
Она успела шепнуть Хуррем:
– Что бы сейчас ни случилось, не бойся и кричи, что таков ответ Махидевран на твою доброту.
Но все пошло не так. Одновременно со служанкой, принесшей ответный дар Махидевран, к Роксолане пришла валиде. Хафса решила поговорить с Хуррем, чтобы та не поднимала шум. Зейнаб намеревалась сделать вид, что Махидевран снова прислала какую-то опасную гадость сопернице, но изобразить это прямо на глазах у Хафсы не рискнула.
– Хуррем, ты правильно сделала, что помирилась с Махидевран, не стоит ссориться на радость врагам.
Каких врагов имеет в виду, валиде не уточнила.
– Я заходила в больницу, Бахижа, конечно, выглядит ужасно, но клянется, что ничего не подсыпала в твою книгу. Это кто-то другой. Если желаешь, можешь приобрести себе служанок, которым доверяешь, но помни, что слуг можно подкупить. Лучше постарайся чаще улыбаться, когда ты смеялась и я назвала тебя Хуррем, у тебя было куда меньше врагов.
– Тогда я не была даже гезде, и у меня не было сына от Повелителя.
Хафса устало вздохнула:
– Мы живем в жестоком мире, Хуррем, не наживай себе лишних врагов, не зазнавайся.
Хафса была права, врагов и без того слишком много, чтобы плодить их нарочно, разве только поссориться со всем миром сразу?
Помириться не помирились, но Хуррем обещала валиде, что не станет ничего говорить Повелителю, чтобы не расстраивать его. Если честно, то она и сама уже не была уверена, что виновата именно Махидевран, уж слишком отчаянно клялась в своей невиновности Бахижа.
На некоторое время вражда между женщинами затихла. Надолго ли? Конечно, нет. Когда столько красивых женщин борются за внимание одного мужчины, разве возможна долгая дружба между ними?
Роксолану удручало понимание, что в этом придется прожить всю оставшуюся жизнь, какой бы та ни была – длинной или короткой. И детей рожать и растить тоже придется в этом шипении, склоках, сплетнях и зависти.
Ибрагим-паша
Ибрагиму удалось отвлечь султана от мыслей о гареме и Хуррем. Они славно поохотились, загонщики постарались, и добычей Сулеймана стали целых три кабана. Грек внес свой посильный вклад, но всего лишь выводя кабана на Повелителя.
Вечером подолгу сидели, беседуя, умный Ибрагим позволял Сулейману философствовать, выводя того на мудрые суждения, как во время охоты кабанов под удар. Обычно грек давал понять господину, что умнее его, оставаясь на позициях учителя, хотя разница между ними всего год. Просто у Ибрагима быстрее ум, лучше память, да и времени для занятий той же философией куда больше. Ибрагим не имел столько женщин, которые отвлекали мысли, а порученные государственные дела пока ограничивались заботой о самом султане.
Да и с юности Ибрагим верховодил в их паре, был лучше образован, поскольку учился в знаменитой школе при султанском дворце, где простых мальчиков учили неизмеримо большему, чем принцев. Это было задумано не зря: воспитанники школы попадали в нее после специального отбора на сообразительность и скорость мышления. Воспитывая будущих чиновников государства, их учителя старались не просто дать большой объем знаний, но прежде всего научить мыслить и эти знания добывать самостоятельно.
Ибрагим в учебе преуспел, эта школа пригодилась. Умный, эрудированный, уверенный в себе грек фактически вел за собой шехзаде, ставшего султаном. С юности Сулейман привык не просто полагаться на знания Ибрагима, но и советоваться с ним почти по любому поводу.
И только когда Сулейман стал султаном, Ибрагим с горечью стал отмечать, что Повелитель все чаще проявляет излишнюю самостоятельность. Все верно, вокруг развелось слишком много советчиков, а самому Ибрагиму все чаще приходилось выполнять обязанности, не связанные с советами Сулейману.
Грек боялся, что наступит время, когда советы умного приятеля станут уже не столь важны его царственному другу. Что тогда? Конечно, можно было бы получить должность визиря, даже первого визиря, Пири-паша уже стар, но это грозило двумя проблемами. Во-первых, нашлось бы слишком много противников и завистников, во-вторых, это накладывало слишком большие обязанности, причем обязанности весьма хлопотные….
