— Мне неприятно говорить это, но мой брат становится ужасно рассеянным, стоит ему уткнуться в какую-нибудь книгу, — посетовала Леонора. — Боюсь, вам придется быть снисходительной к его слабостям.
Элиза почувствовала, как запылали щеки, но не от смущения, а от гнева. Резко вскочив с дивана, она сумела пробормотать:
— Прошу прощения. Мне нужно на воздух.
Сделав торопливый реверанс, она поспешно направилась к двери, нисколько не заботясь о том, что остальные дамы застыли в недоумении.
Конечно, они считали ее тихой, сдержанной и безропотной. Бесхарактерной и безвольной. Но она изменилась. Как и Джереми. Элиза знала, что оба они уже не станут прежними, что бы ни воображали себе остальные.
Она распахнула дверь, вышла в коридор и с шумом втянула в себя воздух сквозь стиснутые зубы. Послышался протяжный шипящий звук, полный горечи и разочарования.
Ей нужно было сбежать из гостиной, пока она не высказала матери, Минерве и Леоноре все, что думает о соперничестве за внимание Джереми и о его страсти к пыльным фолиантам.
Опустив голову и угрюмо нахмурившись, Элиза побрела прочь.
Если она правильно помнила, где-то в коридоре пряталась лестница, ведущая на крепостную стену. Элизе хотелось посидеть, подставляя лицо прохладному ветерку, пока не уляжется гнев.
Тогда она последует примеру Джереми: обдумает свои возможности и выработает план.
Лишь изменившись, они обрели друг друга. Почувствовав себя иными, обновленными, они сумели стать единым целым.
Ночью, после того как все разбрелись по своим комнатам и тьма окутала притихший замок мягким покрывалом, Элиза остановилась перед открытым окном, глядя на туманные очертания Чевиот-Хиллс и в который раз возвращаясь мыслями к Джереми и их будущему. Ее белая поплиновая ночная рубашка развевалась на ветру, босые ноги твердо упирались в пол, рука сжимала кулон из розового кварца, спрятанный на груди.
Элиза не собиралась идти в спальню Джереми. Она не могла. Не хотела торопить его.
Днем на крепостной стене она поняла, что нужно подождать, пока он сам примет решение. Джереми должен был решить, хочет ли он остаться тем мужчиной, в которого превратился, пустившись в дерзкое и отважное путешествие, или желает стать собой прежним, тихим ученым и никем больше.
Сама же она уже сделала свой выбор. Перед ней открывалась новая жизнь, захватывающая и увлекательная, не похожая на скучные будни прежней Элизы Кинстер. На новом пути ее ожидали новые цели и новые опасности, но ее это не пугало.
Однако она не могла принять решение за Джереми, как и он не мог принять решение за нее. Но, выбирая любовь, они неизбежно должны были выбрать себя изменившихся, обновленных, потому что это чувство вспыхнуло между их новыми «я».
Непонимание окружающих и бремя чужих суждений подталкивали их вернуться к прежней жизни. Но новые мужчина и женщина, которыми они стали, заслуживали большего.
Элиза должна была дать Джереми время все обдумать.
Ее одолевало нетерпение, подхлестывала неведомая прежде страсть — ни к одному мужчине Элиза не испытывала раньше подобного чувства. Но любовь и забота принимают множество обличий, и сейчас единственно мудрым решением было ждать, оставаясь в стороне. Она все взвесила и задумала план. Простой, немудреный, но действенный. Приняв решение, она стояла у окна, готовилась привести свой план в действие.
Как только Джереми сделает первый шаг — подаст знак, что хочет идти вперед вместе с ней, рука об руку, сражаясь за любовь, связавшую их воедино, — она тотчас встанет рядом с ним, чтобы следовать дальше вдвоем.
Она больше не испытывала сомнений. Теперь ей оставалось только ждать.
Ждать, когда Джереми поймет, что ее сердце принадлежит ему. Отныне и вовеки.
Как и его сердце принадлежит ей.
Глава 18
Задернув шторы, Джереми, все еще полностью одетый, беспокойно расхаживал перед пустым камином у себя в спальне. Вновь и вновь он перечислял аргументы, приводил факты, обосновывал выводы.
У Мартина, Селии, Тристана, Леоноры, Ройса и Минервы сложилось вполне определенное мнение об отношениях Элизы с ее будущим мужем, и за минувший день не произошло ничего, что развеяло бы их заблуждение. Джереми нашел массу подтверждений этому за обедом и в последующие два часа, которые провел в бильярдной, пытаясь увести разговор как можно дальше от болезненной темы. Он опасался, что не сможет сдержаться и неосторожно выпалит что-нибудь опрометчивое, прежде чем поговорит с Элизой.
Джереми намеревался объясниться с ней той же ночью, как только она придет к нему в комнату.
Наблюдая за ней, видя, как ранит ее слепота окружающих, он удостоверился, что Элиза разделяет его чувства, его взгляды. Он хорошо помнил сцену на гребне горы, когда его ранило, и не забыл, как Элиза отказалась спрятаться за ним, увидев, что Скроуп направил на них второй пистолет.
Опыт общения с Леонорой научил его, что женщины готовы защищать дорогих им мужчин столь же яростно, как мужчины защищают представительниц прекрасной половины человечества. Желание защитить — инстинкт, которому подвержены оба пола.
Разумеется, различие между «дорогим вам мужчиной» и «любимым мужчиной» весьма существенно, именно в этот вопрос Джереми и собирался внести ясность.
Но как это сделать? Раздумывая над этой неразрешимой задачей, Джереми взволнованно метался по комнате.
Ясно было одно: время ходить вокруг да около прошло. Этой ночью они должны решить, какое будущее выбирают, а на следующий день — объясниться с остальными.
Но… как получить ответ на главный вопрос?
Джереми понимал: к сожалению, легких путей в подобных делах не существует. Ему придется просто спросить. Но вопрос «Вы меня любите?» звучал, как ему казалось, довольно резко, чтобы не сказать отчаянно.
Остановившись, он обеими руками взъерошил волосы.
«Если существует расхожая формулировка для объявления о помолвке, почему не выдумали какую-нибудь проверенную временем, испытанную фразу, чтобы спросить у дамы, любит ли она вас?»
Ему никто не ответил. Но в следующий миг бесчисленные часы в огромном замке принялись отбивать полночь — гулким ударам вторил тонкий перезвон, звяканье и треньканье…
«Двенадцать? — Вздрогнув от неожиданности, Джереми шагнул к двери. — Обычно в это время она бывает здесь».
В последние две ночи Элиза приходила в его спальню задолго до полуночи.
Джереми прищурился, стиснув зубы.
«Нет! — Он бросился к двери. — Нет, нет и нет! Мы не начнем новый день в неизвестности. Все решится сегодня ночью».
Распахнув дверь, Джереми вышел в коридор. Чуть подумав, он вспомнил, в каком крыле расположена спальня Элизы, — она упомянула об этом минувшей ночью, вбежав к нему в комнату.
