Конечно, они все в разной степени действовали через него. Пенуик обращался с Джерардом как с ребенком, играя на ее стремлении оберегать его. Эдмонд использовал искусство, чтобы наладить контакт с юношей и продемонстрировать ей свое духовное родство с ним. Генри изображал отеческую заинтересованность. Вейн превзошел всех: он не ограничивался словами. Он активно защищал Джерарда, активно завладевал его интересом, активно влиял на него — все ради того, чтобы вызвать у нее чувство благодарности, сделать ее своей должницей.
Ей это не нравилось. Они все использовали Джерарда, но основная угроза исходила только от Вейна. Потому что он был единственным, кем Джерард восхищался и кого, возможно, уже боготворил.
Пейшенс тайком помассировала левый висок. Если они в ближайшее время не покончат с портвейном, у нее начнется сильнейшая мигрень. Хотя мигрень начнется и так — беспокойная ночь, утренние сюрпризы, ее открытия во время верховой прогулки и полдня размышлений об Вейне. Этого достаточно, чтобы подкосить и более стойкого человека.
Вейн вносил в ее душу такое смятение, что она уже отчаялась разобраться в собственных мыслях. Внутренний голос подсказывал ей, что только прямолинейность и решительность годятся для общения с ним.
Она долго смотрела в одну точку и почувствовала резь в глазах. Ей казалось, что она не спала несколько ночей. И конечно, не будет спокойно спать до тех пор, пока не возьмет ситуацию в свои руки, пока не пресечет зарождающуюся дружбу между Джерардом и Вейном. Если говорить честно, то все виденное и слышанное выглядело абсолютно бесхитростным, однако никто — никто — не назовет Вейна бесхитростным.
Он не был простодушным, а Джерард был.
Именно в этом и была вся суть.
Во всяком случае, так считала она.
Боль переместилась от одного виска к другому, и девушка снова поморщилась.
Вдруг дверь открылась, и Пейшенс, сев прямо, оглядела входивших джентльменов. Вейн был последним. Его неторопливая походка стала для нее еще одним доказательством своей правоты. Он так и излучал тревожащую, надменную мужественность.
— Мистер Кинстер! — поманила его к себе Анджела, даже не покраснев при этом. Пейшенс готова была расцеловать ее.
Вейн услышал зов Анджелы и увидел ее жест. Его взгляд переместился на Пейшенс, и он с улыбкой, не заслуживающей ее доверия, пошел в их сторону.
Все три дамы — миссис Чедуик, Анджела и Пейшенс — встали, чтобы поприветствовать его.
— Я все хотела спросить, — заговорила Анджела, прежде чем кто-либо успел вымолвить хоть слово, — правда ли, что светло-вишневый — самый модный цвет для отделки?
— Он считается предпочтительным, — ответил Вейн.
— Но не на бледно-желтом, — вмешалась Пейшенс.
Вейн посмотрел на нее.
— Я глубоко уверен, что нет.
— Действительно. — Она взяла Вейна под руку. — Прошу простить нас, Анджела, мэм, — она кивнула миссис Чедуик, — мне нужно кое о чем спросить мистера Кинстера. — И увлекла его в дальний конец комнаты, возблагодарив Господа за то, что Вейн согласился последовать за ней.
Пейшенс чувствовала на себе его взгляд, слегка удивленный и веселый.
— Моя Дорогая мисс Деббингтон! — Она ощутила, как под ее ладонью дернулась его рука — и вот уже он вел ее. — Вам нужно сказать только слово…
Пейшенс покраснела от его пристального взгляда. От звука его голоса у нее по спине пробежали мурашки — волнующие мурашки.
— Я рада слышать это от вас, потому что именно это я и намерена сделать.
Его брови поползли вверх. Он внимательно вглядывался в ее лицо, а потом осторожно провел пальцем по ее переносице.
Пейшенс, потрясенная, на секунду замерла, а потом отдернула голову.
— Не смейте! — Она еще чувствовала жар в том месте, где он прикоснулся.
— Вы хмурились, и мне показалось, что у вас болит голова.
Пейшенс нахмурилась еще сильнее. Когда они добрались до конца комнаты, она резко повернулась к нему и ринулась в атаку:
— Как я поняла, вы не уезжаете завтра?
Вейн ответил не сразу:
— Что-то я не вижу себя отъезжающим в ближайшем будущем. А вы?
Пейшенс твердо выдержала его взгляд.
— Зачем вы решили остаться?
Вейн разглядывал ее лицо, глаза и спрашивал себя, что же ее тревожит. Беспокойство передалось ему, и он истолковал его как причуду. Однако общение с волевыми женщинами — с матерью и теткой, не говоря уже о жене Девила, Онории, — научило его осторожности. Он не знал, что сказать, и тянул время.
— А как по-вашему? — Вейн усмехнулся. — Что могло бы заинтересовать джентльмена настолько, чтобы он согласился задержаться здесь?
Конечно, он знал ответ. Вчера вечером он все понял. Бывают ситуации, когда Фемида, слепая из-за повязки на глазах, может быть введена в заблуждение. Сейчас именно такая ситуация. В ней чувствовались подводные течения — сильные, непредсказуемые, необъяснимые и глубокие.
Он остался для того, чтобы помочь Минни, защитить Джерарда — и оказать поддержку Пейшенс, но только так, чтобы она не догадалась об этом. Он понимал, что такое гордость, и относился к ее гордости с уважением. В отличие от других джентльменов он считал, что Пейшенс преуспела в воспитании Джерарда, поэтому хотел быть и ее защитником. Эта роль ему нравилась.
Вейн сопроводил свой вопрос очаровательной улыбкой. К его удивлению, Пейшенс насторожилась. Она вытянулась во весь рост, сжала перед собой руки и строго посмотрела на него.
— В таком случае я вынуждена настаивать на том, чтобы вы воздержались от поощрения Джерарда.
Вейн весь напрягся.
— Что вы имеете в виду?
Пейшенс высоко вздернула подбородок.
— Вы отлично знаете, что я имею в виду!
— И все же объясните, — настаивал он.
Какое-то время она всматривалась в его лицо.
— Я бы предпочла, чтобы вы проводили с Джерардом как можно меньше времени. Вы проявляете к нему интерес только ради того, чтобы что-то доказать мне.
Вейн от удивления выгнул бровь.
— Вы слишком много на себя берете, моя дорогая.
— Вы можете опровергнуть мои слова?
У Вейна на скулах заиграли желваки. Он не смог бы доказать несостоятельность ее выводов, все ее слова большей частью были правдой.
— Я не понимаю одного, — прищурившись, проговорил он. — Почему мои отношения с вашим братом вызывают у вас такую тревогу? Я думал, что вы будете рады тому, что кто-то поможет ему расширить кругозор.
— Я бы порадовалась, — отрезала Пейшенс. В голове у нее стучало. — Но вы последний, кого я хотела бы видеть его советчиком.
— Почему, черт побери?
