Я рассказывала ей сказки до тех пор, пока она понемногу не
успокоилась и не перестала коситься на парня в кресле. Впрочем, я сидела к нему
спиной, стараясь загородить его от Сашки. Обняв меня, она начала дремать, и я
перенесла ее на матрас, застелила постель и уложила ребенка спать, а потом и сама
легла рядом. Парень поднялся, чем здорово напугал меня, но оказалось, что он
просто выключил верхний свет, теперь в комнате горела только лампочка над
дверью. Ужином нас не накормили, да я о нем и не вспомнила. Саша дважды за
вечер просилась в туалет, и парень отводил ее, каждый раз запирая дверь комнаты
на ключ, а я не могла дождаться, когда вновь увижу своего ребенка. Меры
предосторожности они приняли суровые, это приходилось признать. Я лежала спиной
к охраннику и кусала губы, прислушиваясь к дыханию дочери. Поворачиваться было
страшно, чужой взгляд жег затылок, а свет раздражал. Где-то я читала, что в
тюрьме спят со светом. Что ж, здесь самая настоящая тюрьма. Кто эти люди,
точнее, кем они могут быть? Разговаривающий со мной мужчина на бандита совершенно
не похож, и речь у него специфическая… чиновничья, что ли… Какая глупость,
чиновники людей не похищают. Конечно, это бандиты. Им нужен выкуп. Анатолию уже
звонили? При мысли о муже я тихо заревела от тоски, а еще от жалости к нему.
Каково ему сейчас? Господи, лишь бы все поскорее кончилось. Я пыталась
настроить себя на оптимистический лад. Анатолий заплатит любые деньги, а этот
тип сказал… И тут ко мне явилась мысль, которая по-настоящему меня испугала:
эти люди не прячут лиц. Следовательно, отпускать нас никто не собирается. Я
покрылась холодным потом и зажмурилась от ужаса. Конечно, этот мерзавец пел
соловьем с одной целью: успокоить меня, чтобы я не создавала лишних проблем.
Неужели они способны убить ребенка? Что может рассказать о похитителях четырехлетняя
девочка? А если они не захотят рисковать? Господи… Я кусала губы, пытаясь
держать себя в руках, но страх не проходил, я молилась и жалась к Сашке, мне
очень хотелось поверить в чудо: я усну, проснусь, и тогда вдруг окажется, что
все происходящее лишь дурной сон.
Утро ничем не отличалось от вечера, то есть установить,
какое на дворе время суток, было невозможно, ставни по-прежнему были плотно
закрыты. Я взглянула на часы, они показывали девять. Саша спала, я зажмурилась,
не надеясь больше уснуть. Рядом хлопнула дверь, послышались шаги, а потом и
мужской голос. Я боялась повернуться и посмотреть, что происходит.
— Как дела? — спросил мужчина.
— Работенка не пыльная, но уж больно нудная, —
ответил ему наш ночной страж. — Баба ведет себя тихо, девчонка смирная. Ты
им барахло привез?
— Да, вот здесь, в сумке.
— А что со жратвой?
— И жратву привез. Иди поешь.
— Нет уж, потерплю до дома. Мне это сидение уже в
печенках.
Они простились, вновь шаги и скрип двери. Кто-то прошелся по
соседней комнате, затем все стихло, а вскоре проснулась Саша.
— Мама, я домой хочу, — прошептала она, лишь
только открыла глаза.
— Придется потерпеть, солнышко, — улыбнулась
я. — Очень тебя прошу.
— Ты плачешь? — Нет.
— Ты говоришь не правду. Ты плачешь. А еще говорила,
что плакать не умеешь. Что-то плохое случилось? Что-то очень плохое?
— Да, солнышко. Но если мы будем правильно себя вести,
все плохое непременно кончится.
— И мы поедем к папе?
— Конечно.
— Я буду хорошо себя вести, — заверила Сашка.
* * *
Охранников было трое, они менялись каждые восемь часов. В
первую ночь дежурил Слава, я слышала, как его назвал так сменивший его парень.
Этот Слава производил впечатление умственно отсталого. Лицо круглое,
невыразительное, в глазах пустота, на губах глуповатая улыбка, чему он
улыбается, понять невозможно. За мной он наблюдал старательно, но в общем-то
равнодушно. Я пыталась не обращать на него внимания, и мне это почти удавалось.
Второй охранник по-настоящему меня пугал, хотя объяснить
причину своего страха я затруднялась. От него я не услышала ни слова, если мне
требовалось в туалет, он молча кивал и провожал меня, можно было подумать, что
он немой, потому что и с остальными охранниками он не разговаривал. По крайней
мере я этого не слышала. Когда я исподтишка наблюдала за ним, казалось, он
вроде бы не обращает на меня внимания, но стоило мне повернуться спиной, и его
взгляд тут же начинал сверлить мне затылок. Было в нем что-то настораживающее,
во взгляде, в походке, в самой фигуре, в том, как он сидел, развалясь в кресле,
лениво двигал челюстями с любимой жвачкой. Такому убить человека, должно быть,
не в диковинку… Я ничего о нем не знала, но была уверена — он убийца. Лет
тридцати пяти, может, меньше, высокий, плечистый, на первый взгляд
неповоротливый увалень, но только на первый, понаблюдав за ним некоторое время,
становилось ясно, впечатление это обманчиво, повадками он напоминал кобру:
пугающее спокойствие — и вдруг молниеносный бросок. Его способность сидеть
часами, практически не двигаясь, приводила меня в ужас, было в этом что-то
звериное. Он закидывал ногу на ногу, устремлял взгляд в пространство и
монотонно двигал челюстью, свесив руки с подлокотников кресла. Широкая ладонь с
короткими пальцами тоже рождала ассоциации с животным, впечатление усиливали
рыжеватые волосы, покрывавшие руки, точно шерсть лапу зверя. Лицо беспокоило
некой не правильностью, оно было явно асимметричным, верхняя губа вздернута,
точно он презрительно усмехался. На второй день, когда он провожал меня в
туалет, я поняла, в чем дело: с левой стороны, ближе к уху, лицо его было
изуродовано шрамами, которые успели затянуться, скорее всего след старого
ожога. Я боялась оставить с ним Сашку даже на минуту и с ума сходила от
беспокойства, когда он провожал ее в туалет. Казалось, в нем начисто отсутствовали
нормальные человеческие эмоции, и это было страшнее всего.
Третий охранник, парень лет двадцати семи, шатен с
ярко-синими глазами. Я почти сразу сделала на него ставку. К тому времени
окончательно стало ясно: живыми нас отсюда не выпустят. Если я хочу спасти
Сашку, необходимо что-то предпринять, попросту говоря, сбежать, а без
посторонней помощи это дело безнадежное. Появление Олега, а именно так звали
парня, зародило в моей душе робкую надежду. Прежде всего он улыбнулся мне, лишь
только устроился в кресле, а псих, так я мысленно окрестила второго охранника,
исчез с моих глаз. Я поспешно отвернулась, он не сказал ни слова, но где-то
через час предложил:
— Может, хотите чаю?
— Нет, — ответила я, не поворачиваясь к нему.
— Может, Саше что-нибудь надо? Есть сок, ананасовый и
персиковый.
