Ночью я опять не спала, прислушивалась к Сашкиному дыханию и
думала об Олеге. Я думала о нем даже больше, чем о муже. «Не стоило ему так
явно демонстрировать свою симпатию к нам, — с сожалением и даже злостью
решила я. — Он только все испортил. Если этот псих донесет о его поведении
хозяевам, они будут очень осторожны, в лучшем случае его уберут отсюда, а в
худшем… Этот псих прав, глупо рассчитывать на его помощь». И все-таки я
надеялась. Я таращилась в стену напротив, спиной чувствуя чужой взгляд и
пытаясь придумать, как завести разговор с Олегом. Что и как ему сказать, чтобы
убедить… Все, что приходило в голову, никуда не годилось. А вдруг завтра он уже
не придет? Я закусила губу, чтобы не зареветь, подумала с отчаянием: «Надо было
раньше…» Что раньше? А вдруг они не обманывают, вдруг нас отпустят и мы через
пару недель окажемся дома?.. Здесь, в этой комнате, в такое верилось с трудом.
Когда Олег появился, лицо его украшал здоровенный синяк.
Дождавшись Славкиного ухода, я спросила:
— Это он вас?
— Ерунда. Считает себя крутым, ну и на здоровье. Как
Сашенька, все в порядке?
— Да, спасибо. Правда, она который день в этой комнате,
а здесь даже форточку открыть невозможно.
— Я могу с ней погулять, — легко предложил
Олег, — возле дома, но вас придется запереть здесь. Не обижайтесь.
— А если об этом узнают?
— Мы попросим Сашу никому не рассказывать.
— Не думаю, что это разумно. Я не хочу, чтобы у вас
были неприятности и у меня тоже. Мы одни в доме?
— Сейчас да.
— Значит, вы приезжаете из города?
— Ангелина Петровна, — мягко улыбнулся он, —
это как раз те сведения, которые вам знать не положено.
— Извините, — поспешно отступила я.
— Да, мы приезжаем из города. Это все, что я могу вам
сказать. И еще: уверяю, вам нечего беспокоиться. Вас отпустят. Иначе я бы здесь
не сидел. Понимаете? Одно дело посторожить женщину с ребенком, и другое… другое
ни за какие бабки. Я никогда бы не подписался на такое дело, если б не был
уверен… Все будет хорошо, — закончил он.
— У меня нет вашей уверенности, — ответила я,
отводя взгляд. — Я не знаю, что это за люди и чего они хотят от моего
мужа. Думаю, все-таки денег. Похитители очень редко отпускают заложников, хоть
вы и пытаетесь убедить меня в обратном. Я не могу не бояться; если б я была
одна, но… но ребенок… Помогите мне, — вдруг выпалила я, сама удивляясь,
как это случилось.
— Помочь? — переспросил он в замешательстве, но
тут же усмехнулся:
— Вы в том смысле… Это было бы очень глупым поступком с
моей стороны. Скорее всего, меня обнаружат в какой-нибудь яме с перерезанным горлом.
Тот же Алексей весьма охотно проделает эту операцию. Его хлебом не корми, дай
показать, какой он крутой.
— Мне не следовало просить вас об этом, —
пробормотала я.
— Я вас понимаю, но и вы поймите… Если я узнаю, что вам
что-то грозит, я… я помогу, клянусь. В отличие от многих людей угрызения
совести для меня не пустой звук.
Очень хотелось верить в эти слова. Однако людям с совестью
стоило выбирать работу более осмотрительно, об этом тоже забывать не следовало.
И все же разговор придал мне уверенности. Теперь в стане врага у меня был друг,
ну, если и не друг, то человек, мне сочувствующий. Принимая во внимание мое
положение, это уже немало.
Когда Саша уснула, Олег предложил выпить чаю. Подкатил
столик, устроил меня в кресле, а сам сел на лавку. Наверное, я могла бы
выскочить и даже успеть добежать до двери, которая скорее всего заперта, но эта
мысль даже не пришла мне в голову, раз Сашка спала в комнате и в настоящее
время ее закрывала от меня спина Олега. Наверное, поэтому он чувствовал себя
уверенно и не боялся неожиданностей.
— Я пирожные привез, — улыбнулся он, — вон
там в пакете, достаньте, пожалуйста. Корзиночки Саше, она вчера сказала, что
любит их. А вы любите эклеры, точно?
— Да, — кивнула я, — у вас хорошая память.
— Не жалуюсь.
— Почему вы это делаете? — решительно спросила я.
— Что? — удивился он, но было ясно, что вопрос
понял, пожал плечами, вздохнул и виновато улыбнулся:
— По разным причинам.
— Назовите хотя бы одну.
— Пожалуйста. Не люблю чувствовать себя сволочью. Этого
достаточно?
— Нет, — настаивала я, может быть, из упрямства,
но скорее всего действительно хотела понять.
— Конечно, мне следовало хорошо подумать, прежде чем
связываться с подонками. Согласен. Представляю, что вы думаете обо мне.
Правильно думаете, — заметил он с горечью. — Только вы ведь ничего
обо мне не знаете… Вы не знаете, каково это жить с матерью-алкоголичкой в
бараке, где крысы шныряют белым днем, а слово «таракан» дети произносят раньше,
чем слово «мама». Вы не знаете… Извините, — запнулся он, — зря я это
все говорю. Вы не виноваты, и никто не виноват.
— Я не хотела вас обидеть, — торопливо сказала
я. — Иногда в самом деле стоит подумать о том, что обстоятельства бывают
разные. Я не имею права…
— Все нормально, — перебил он и улыбнулся. —
Для таких, как я, в этой жизни дорог не так уж много. Можно продолжать
счастливую жизнь в бараке, честно трудиться, это, кстати, тоже выход. Годам к
сорока сможешь купить квартиру в «хрушевке» на окраине, если раньше не запьешь
с горя. А как не запить, когда вокруг нищета да еще дурная наследственность.
Можно, конечно, попытаться заработать деньги, но это парню вроде меня ох как
непросто. Школу я закончил неплохо и в институт смог бы поступить, но вместо
этого пошел в армию. А в армии своя школа, в основном учат, как сберечь шкуру и
укокошить ближнего своего. Скажем прямо, не по-христиански. И после армии лучше
не стало. Одно хорошо — двоюродная сестра приютила, на работу устроился, но не
мог же я у нее на кухне жить, надо и совесть иметь, а снимать квартиру мне не
по карману. И в один прекрасный момент ты посылаешь всех к черту и говоришь
себе: я хочу денег, и мне плевать, как я их заработаю.
— Очень жаль, — серьезно сказала я, когда он
замолчал.
— Что?
