— Конечно, — кивнул Алексей. — Все так и
было. А он не сказал, почему я это сделал? Впрочем, какая разница? Как раз это
тебя интересует меньше всего. Верно? Какое тебе дело до меня? Вот если бы твой
обожаемый муж… Это был единственный шанс спасти тебя. А знаешь, твой муж
предложил мне деньги. Большие. Это он позвал меня в ваш дом, позвонил, очень
настаивал на встрече. Он переживал за свою семью. В основном за тебя. Решил,
что те деньги, которые он получил, не стоят его счастья. Такое решение делает
ему честь. Предложил он их мне с одним условием, что я уберусь из города. Он
считал, что я променяю тебя на какие-то паршивые деньги. Он в самом деле так
считал. А я с большим удовольствием влепил ему пулю. И взял деньги. В настоящий
момент они лежат в гараже, под верстаком. Найдешь, когда пристрелишь меня.
— Я не знаю, кому верить, — жалобно сказала
я. — Я не знаю…
— Что ты можешь знать, — усмехнулся он, но
насмешливые интонации из его голоса исчезли. — Я торчу в этом городе,
рискуя головой, чтобы помочь тебе. Ты хоть раз подумала своими куриными
мозгами?.. Тебе плевать, лишь бы копаться во всем этом дерьме. Ну вот, ты все
знаешь, поздравляю… Ты не любила своего мужа, что бы ты там ни болтала на этот
счет. И никогда не любила меня. Ты даже понятия не имеешь, что это такое.
Конечно, ты не выстрелишь, тебя и на это не хватит. А жаль… Ты мне всю душу
наизнанку вывернула, — зло усмехнулся он и пошел к двери, а я крикнула:
— Алеша…
— Катись ко всем чертям, — пнув по дороге стул,
заявил он. — Ненавижу. — И хлопнул дверью.
А я сползла на пол, отшвырнула пистолет в сторону и жалобно
завыла. Я думала не о том, что будет дальше, и даже не о Сашке, мне очень
хотелось умереть, чтобы все наконец кончилось. Я взглянула на оружие и
отодвинула его подальше.
Шел дождь, за окном было темно, я смотрела на блики света на
асфальте под фонарем, терла лицо руками. Зазвонил телефон, я бросилась к нему,
что-то с грохотом упало, я вскрикнула, схватила трубку.
— Ангелина Петровна? — Голос Парфенова звучал
вкрадчиво.
— Это вы… — пробормотала я.
— Я вас не разбудил? Приношу свои извинения…
— Он уехал, — сказала я первое, что пришло в
голову.
— Вот как. Занятно. Вы принимаете мое предложение?
— Господи… у него мой ребенок. Послушайте, послушайте,
я не знаю, что делать… я боюсь. Я не хочу жить…
— Ну-ну, дорогая. Что за мысли? Подумайте о своей
девочке. Все будет хорошо. Уверяю, вам нечего бояться. Забудьте об этом
мерзавце, он жив только потому, что мои люди пока не нашли вашего ребенка. Как
только они найдут девочку, я вас от него избавлю. У меня большие планы в
отношении нас с вами.
— Я боюсь, — точно в бреду пробормотала я. —
Я здесь совсем одна…
— Хотите, пришлю вам своих ребят? Я ведь заинтересован
в вашей безопасности. Ну так как?
— Нет… нет. Да как вы не понимаете…
— Я все прекрасно понимаю. Я приеду сам. Успокойтесь. Я
хочу вам помочь. Мы с вами договоримся, дорогая. Буду через двадцать минут. А
пока выпейте воды, приведите в порядок свое красивое личико, я хочу, чтобы вы
встретили меня улыбкой…
* * *
Я проснулась оттого, что хлопнула входная дверь, а потом
Сашкин голос позвал:
— Мама…
И она вбежала в гостиную и бросилась ко мне. Руки мои дрожали
и двигались, двигались по ее спине, когда я прижимала ее к груди. Алексей хмуро
смотрел на нас, потом бросил на стол пакет.
— Здесь бабки. Твои и мужа. — Повернулся и пошел
из комнаты.
— Значит, ты… — начала я, но говорить было трудно, да и
все слова были бесполезны.
— Значит, — не оборачиваясь, ответил он с
усмешкой. — Ты так ничего и не поняла.
— Мне звонил Парфенов, — торопливо заговорила
я. — Вчера, когда ты уехал. Сказал, что ты… что ты жив только, пока он не
знает, где Сашка.
— Ерунда. Не бери в голову. — Он переступил порог,
но вдруг замер, медленно повернулся и внимательно посмотрел на меня. Затем
вышел из комнаты, а я поцеловала Сашку, улыбнулась, убирая волосы с ее лба.
— Мама, ты плачешь? — испуганно спросила
она. — Почему ты плачешь, мама?
— Прости меня, Сашенька. Пожалуйста, прости.
— За что?
— Потом поймешь. Может быть. Когда вырастешь. — Я
крепче прижала ее к себе, гладила волосы и прислушивалась, ожидая, когда
хлопнет входная дверь.
Но он не ушел, он с кем-то говорил по телефону, а потом
вновь появился в комнате. Стоял и смотрел на нас, лицо его казалось
растерянным. Это было так непривычно, никогда раньше я не видела у него такого
лица, мне стало мучительно жаль его, себя, свою жизнь, разбившуюся в осколки.
«Ничего не поправишь», — подумала я и улыбнулась ему.
— Девочка моя… — сказал Алексей, слова дались ему с
трудом, но он смог справиться с собой, подошел ближе и спокойно сказал:
— Саша, мы уезжаем, помоги маме собраться. Мама плохо
себя чувствует. Принеси ей платье и туфли.
— А куда мы уезжаем? — спросила Сашка.
— Далеко, — ответил он, — очень далеко.
* * *
Мы уже давно живем за границей и об отъезде заговариваем все
реже. Я не верю, что мы когда-нибудь вернемся. И мой ребенок, который скоро
родится, родится здесь.
Я наблюдаю, как Сашка бегает наперегонки со щенком, которого
Алексей подарил ей на день рождения, и улыбаюсь. Вот Алексей подходит,
наклоняется к моему лицу и говорит тихо:
— Я люблю тебя… — А я глажу его пальцы и прижимаюсь к
ним щекой. Иногда мне хочется спросить: ты знаешь? Ты ведь догадался? Конечно,
он знает, оттого мы и не спешим возвращаться.
Жизнь идет неторопливо, счастливо, и я почти забыла… почти….
Только иногда среди ночи я просыпаюсь в холодном поту, смотрю в потолок и вижу:
вот я хватаю пистолет, набрасываю плащ и бегу из дома. Улица пустынна, свет
фонаря, дождь… Дождь хлещет меня по лицу, я не знаю, куда я бегу, зачем. И едва
не попадаю под колеса машины, скрипят тормоза, распахивается дверь, и
появляется Парфенов.
— Ангелина Петровна, дорогая, — говорит он,
бросаясь ко мне. Выстрел, и он падает на асфальт. Его шофер смотрит на меня в
замешательстве, а его рука тянется к карману пиджака, и я стреляю опять. Кровь
в свете фар, прямо у меня под ногами, ее уносит поток воды…
