Положив свои записки — довольно внушительную пачку — на секретер, она села на стул отдохнуть. Появился лакей, неся поднос с чаем; она поблагодарила и отпустила его, потом налила себе чай и стала медленно прихлебывать — молча, в уединении, что было очень странно для нее.
Уединение это продлится недолго — это был дом со множеством обитателей, в основном женского пола. Как только Минерва и сестры Люка вернутся из Лондона, дом вновь наполнится голосами.
Нет, не так. Не совсем так.
Пожалуй, именно эта странная увертюра — начало новой эры. Как сказала Хиггс, погода переменилась, время года сменилось, и они движутся к новому, совсем другому периоду.
Периоду, когда она будет управлять хозяйством этого огромного дома, заботиться о нем. Она и Люк, они обязаны будут сохранять дом и семью, приютом для которой он является, что бы ни случилось в будущем.
Она пила чай, чувствуя, как эта материя — ткань их будущей жизни, — хотя еще туманная, окружает ее. Что она из нее сделает, как использует возможности… То был вызов, который она готова была встретить с радостью.
Она допила чай; солнечный свет подбил ее попробовать открыть одно из окон, доходящих до пола. Окно открылось, и она вышла в сад.
Идя по подстриженным лужайкам, а потом по дорожке под увитой глицинией аркадой, залитой солнцем, она мысленно вернулась к своему основному плану, к составлению карты ближайшего будущего.
Их физические отношения стихийно развиваются, ей нужно только делать то, что требуется, а это она будет делать весьма охотно, особенно после прошлой ночи. И сегодняшнего утра.
Она усмехнулась. Дойдя до конца дорожки, она повернула на поперечную и пошла дальше. Она никак не ожидала, что ее так взбодрит и воодушевит то, что она нравится ему в постели, что она действительно вызывает у него желание и желание это вовсе не выдумано ею; оно даже выросло после того, как они впервые утолили свой голод.
Другим непредвиденным успехом была его готовность принять ее помощь с осенним праздником и его идеей построить школы. Может быть, это произошло потому, что он увидел — она в состоянии заняться этим, и, учитывая, сколько дел лежит на нем, позволил ей помогать ему; и все это было лишь началом. Шаг к истинной близости, которая в конце концов и составляет суть настоящего брака.
Настоящий брак — такова была ее цель. Брак, который она намерена создать.
Амелия посмотрела вперед — на конюшни и длинное здание, стоящее за ними. Оттуда доносился собачий лай.
Сокровище Люка. Она пошла, чтобы посмотреть на них. К собакам она была неравнодушна — как и Люк. Свора гончих была его увлечением с мальчишеских лет. Увлечением прибыльным: теперь свора стала источником дохода — сдавалась внаем для местной охоты, и цена щенков от таких чемпионов, как Морри и Пэтси, тоже была немалой.
Псарни, чистые, ухоженные, просторные, находились за двором, где были выстроены конюшни. Внутри здания был длинный проход с загонами по обе стороны; там-то она и обнаружила Люка — он разговаривал с Сагденом, мастером-псарем.
Люк стоял к ней спиной; они с Сагденом обсуждали покупку новой племенной суки. Первым увидел Амелию Сагден, покраснел, закрыл рот и кивнул, сняв шапку. Люк обернулся и спросил, помолчав:
— Пришла посмотреть на моих красавиц?
Она улыбнулась.
— Пришла.
Эта заминка не ускользнула от ее внимания: он, наверное, подумал, не огорчится ли она, если он воспользуется ее приданым, чтобы купить племенную суку? И взглядом показала ему, что одобряет его — свора была образцовой. Она кивнула Сагдену и взяла мужа под руку.
— Мне кажется, они меня зовут. Сколько их здесь?
Он пошел с ней по проходу.
— Просто они думают, что ты принесла им поесть.
— А они что, голодные? Когда их кормят?
— Периодически, и скоро будет кормежка. Их почти шестьдесят, но только сорок три — рабочие; остальные пока слишком молоды. А некоторые уже слишком стары.
Одна из «слишком старых» лежала, свернувшись на подстилке, в последнем загоне, самом близком к пузатой печке, которая зимой обогревала помещение. Дверь в загончик была открыта; собака подняла голову, когда Люк подошел, и завиляла хвостом.
Люк сел на корточки, погладил ее по седеющей голове.
— Это Регина. Она была самой главной до Пэтси.
Амелия тоже села на корточки, дала Регине обнюхать свою ладонь, потом почесала ее за ухом. Регина наклонила голову. Веки у нее были тяжелые. Люк встал.
— Я и забыл, что ты любишь собак.
Это было хорошо, потому что зимой, когда начинались морозы, он переносил в дом самых маленьких и старых вроде Регины.
— Аманда тоже их любит — нам всегда хотелось щенка, но мы все время жили в Лондоне, и это было невозможно.
Ему только сейчас пришло в голову: хотя они в каком-то смысле хорошо знали о прошлой жизни друг друга, а все-таки… он не мог вообразить, как это можно — не иметь просторного загородного дома вроде Калвертон-Чейза или Сомерсхэм-Плейса, который можно называть своим домом. А вот у нее такого дома не было; в то время как он проводил лето, разъезжая верхом по пустошам, она приезжала погостить то туда, то сюда, не имея собственного дома за городом. Собачий лай зазвучал как-то иначе. Люк оглянулся, подал руку Амелии.
— Пойдем, ты поможешь их накормить.
Она поднялась с нетерпением; он повел ее обратно по проходу, взял еду у парней, чьей обязанностью было кормить собак, потом показал ей, сколько нужно класть в каждую миску. Она старательно взялась за дело, быстро научившись, как осторожно хлопать по собачьим носам, чтобы они не мешали взять их миску.
В конце прохода, у загона Регины, Сагден смотрел, в каком состоянии находятся новорожденные щенки. Им было шесть недель от роду, они еще сосали мать.
— Это хороший помет, может, среди них будет чемпион, — улыбнулся Сагден, кивая подошедшему Люку. Он указал на щенка, который, сопя, возился у края загона. Люк усмехнулся; перегнувшись через низкую оградку, он взял любопытного щенка и показал его жене.
— Ой, какой он мягкий! — Она взяла щенка на руки, тот восторженно лизнул ее в лицо. Когда она обняла его, как ребенка, и почесала животик, щенок закрыл глаза и блажен но вздохнул.
Люк смотрел на нее пораженный, а жена спросила:
— Когда они подрастут, можно будет послать одного Аманде?
Она смотрела на щенка и ерошила пуховую шерстку у него на животике, тихонько воркуя. А Люк смотрел на ее голову, на золотые локоны.
— Конечно. Но сначала выбери одного для себя. — Он взял у нее задремавшего щенка, поднял его, оглядел и проверил разворот лап. — Вот этот годится.
— Но… — Амелия посмотрела на Сагдена. — Это ведь чемпион…
— Он будет лучшим псом для своего хозяина. — Люк наклонился и подложил щенка к матери. — И Красотка сочтет за честь, если ты его возьмешь. — Он погладил суку по голове. Та закрыла глаза и лизнула его руку.
