Поглощенный воспоминаниями, не представляя, что его ожидает, он молча шел за Клэрис через утреннюю гостиную, на террасу, через газон и каменную арку, ведущую в розарий: На какую-то секунду ему показалось, что он вернулся в прошлое. Именно в таком розарии когда-то гулял он ребенком: колышущееся море цветов, гнущихся стеблей и ярко-зеленых листьев, острых шипов и распускающейся бронзы новых побегов.
Клэрис продолжала идти вперед по центральной дорожке, ведущей к нише в дальнем конце розария, где находился маленькой пруд с фонтаном и каменная скамья. Перед мысленным взором Джека пронеслись картины детства. Вот он, с развевающимися на ветру белокурыми волосами, бежит по дорожке. В розарии все тропинки вели к нише, где его ждала мать.
Джек неосознанно поискал глазами куст красных роз и нашел на прежнем месте, покрытый пухлыми бутонами.
Боадицея стояла у пруда, лениво изучая лозу вьющихся роз и терпеливо ожидая собеседника. Жадно вдыхая почти забытые ароматы, Джек неохотно отрешился от мыслей о прошлом и взглянул на Боадицею.
— Это вы сделали?
— Не собственными руками. Попросила Уоррена, садовника, привести это место в порядок.
Джек огляделся.
— А мой управляющий рассказал; почему розарий был заброшен?
Вместо того чтобы покраснеть, как многие на ее месте, Клэрис просто подняла брови:
— Мне говорили, что ваш отец приказал закрыть розарий, но к тому времени его уже самого не было в живых. И, откровенно говоря, я никогда не видела смысла в том, чтобы праздновать смерть, вместо того чтобы праздновать жизнь.
Клэрис посмотрела ему в глаза. Она, как всегда, казалась спокойной и уверенной. И не догадывалась, что вернула ему то, о чем он бессознательно скорбел. Клэрис просто облекла в разумные слова то, что Джек всегда чувствовал, но был не в состоянии выразить.
— Здесь все как я помню, — обронил он.
Горло перехватило, и слова никак не шли с языка.
К его удивлению, Клэрис слегка покраснела и, помедлив, призналась:
— Я нашла тетрадь вашей матери с детальным планом розария. Надеюсь, вы не поставите мне в вину желание возродить его в прежнем виде?
— Не поставлю, — кивнул Джек.
И неожиданно услышал ее облегченный вздох. На секунду она словно расслабилась… но тут же подняла голову.
— Думаю, милорд, мне следует извиниться перед вами.
Деловитый тон мигом вернул Джека в настоящее. Он слегка улыбнулся:
— Я весь превратился в слух, миледи.
Она не нахмурилась, но взгляд стал настороженным. Ему даже показалось, что она хочет объяснить, как неприлично злорадствовать при виде побежденного. Она пронзила его вызывающе прямым взглядом.
— При первой встрече я неверно судила вас, милорд. Прошу, примите мои искренние извинения.
Клэрис замолчала, выжидая, пока он кивнет. Наконец-то с этим будет покончено! Но вместо этого Джек с удивлением спросил:
— Неверно судили? Не будет слишком дерзким спросить, на каком основании?
Клэрис почувствовала, что ее терпению приходит конец. «Слишком дерзким», подумать только!
— Как вам известно, я сделала неверные выводы на основании всего, что слышала о вас от окружающих. Считала, что вам безразличны дела поместья. И что вы полностью поглощены развлечениями, типичными для джентльменов вашего класса. Оказалось, что это мнение неверно.
— А я думал, что ваш гнев вызван моим долгим отсутствием, — насмешливо бросил он.
Клэрис сжала губы и кивнула:
— Совершенно верно. Но теперь я понимаю, что это отсутствие… вполне извинительно. И понятно.
— Возможно, даже достойно похвалы?
Клэрис снова кивнула. Неохотно.
— Возможно.
До чего же самодовольная улыбочка! Клэрис выдохнула, радуясь, что с неприятным делом покончено…
— Но вы не слышали от соседей ничего определенного, да и не спрашивали, что они думают обо мне. И пришли к ни на чем не основанным заключениям.
Кулаки Клэрис сжались сами собой, зато глаза широко раскрылись, когда он шагнул вперед и под чарующей маской она разглядела совершенно иного человека — одного из тех немногих, кто был способен заставить ее почувствовать себя хрупкой и слабой. Причем большинство делали это, вовсе не намереваясь физически ее подавить.
Непонятно почему, но теперь ей совсем не было стыдно признаваться в собственных ошибках. Глядя ему в глаза, она кивнула:
— Вы правы.
На этот раз его удивление было неподдельным. Черты лица смягчились. Однако Джек не улыбнулся:
— И это все? Никаких пространных извинений?
Клэрис прищурилась.
— Похоже, вы решили как следует меня наказать.
— Наказать? Я? Все соседи заверят вас, что я самый добродушный в мире человек.
— То есть глупый? — фыркнула она.
— Вряд ли с вашей стороны мудро делать дальнейшие необоснованные выводы в отношении меня, не находите?
— Еще менее мудро не видеть очевидного, — в тон ему ответила она.
Глаза Джека весело блеснули.
— Вы простили меня, я знаю, простили, — пробормотала Клзрис, отворачиваясь, — так что нет смысла продолжать эту сцену…
— Я не простил вас.
Джек шагнул вперед.
Клэрис попятилась, остановившись у края воды.
— Возможно, стоит протянуть оливковую ветвь? — сказал он и улыбнулся.
Клэрис облизнула губы:
— Какую оливковую ветвь?
— Поцелуй! — не задумываясь выпалил Джек.
Именно этого он и желал от нее. Здесь, сейчас, в розарии матери.
Клэрис моргнула, но он чувствовал, что шокирована она не была. И протестовать тоже не собиралась. Ему пришлось затаить дыхание, чтобы сдержаться, чтобы дать ей достаточно времени на то, чтобы ответить согласием.
Она смотрела на него… не столько настороженно, сколько оценивающе. Словно взвешивая его слова.
Его почти не удивила ее реакция. Судя по откровениям Джеймса, ей лет двадцать девять. Дважды помолвлена. Потеряла одного жениха и разочаровалась в другом. Много поклонников. Он знал мужчин своего класса. И женщин тоже. Клэрис не может быть… абсолютно невинной. И она живет здесь вот уже семь лет. В глуши. В округе нет никого, кто мог бы равняться с ним богатством и знатностью. И теперь он вернулся домой. Навсегда.
Он почти читал ее мысли. И нимало не поразился, когда она сказала:
— В обмен на поцелуй — один поцелуй, и ничего больше — вы согласитесь никогда не упоминать о моих поспешных выводах относительно вас?
— Обещаю, — кивнул Джек.
