Не только Лола была актрисой, Леня Маркиз за время,
проведенное в обществе своей подруги, прекрасно усвоил ее артистические
повадки. Лола всерьез испугалась и стала шелковой.
– Миленький, что тебе сделать? – со слезами спросила
она. – Чем помочь?
– Ох, – стонал Маркиз, – умираю… Может, чайку
выпить напоследок?
– Тебе сюда принести? – суетилась Лола.
– Дойду до кухни… – пропыхтел Леня, поднялся с трудом и
пошел, опираясь на верное Лолино плечо.
Через некоторое время в комнате остался один Пу И, в упоении
катавшийся по куче Лолиных платьев и костюмов.
Из кабинета оценщика вышла неброско одетая женщина средних
лет. При ближайшем рассмотрении было видно, что женщина хоть и одета скромно,
но не бедно, движения ее уверенные, походка решительная и что обычно она не
совершает необдуманных поступков и вообще твердо знает, чего хочет. То есть все
это было раньше, до того момента, когда она решила обратиться в комиссионный
магазин. Не потому что срочно нужны были деньги, просто вещь, которую она
принесла на комиссию, была ей совершенно не нужна. Однако, судя по всему,
приняли ее так нелюбезно, что эта закаленная жизнью женщина пришла в некоторое
смятение. Она удивленно моргала, и губы обиженно дрожали.
Не оглядываясь, женщина вышла на улицу, сильно хлопнув
дверью. В окно было видно, как она оглянулась на витрину магазина и выругалась
сквозь зубы.
– Следующий! – донеслось из кабинета.
Со своего места поднялась элегантная старушка в трауре. Черное
платье, шляпка с перышками и гроздью черного винограда, плотная вуаль придавали
ей загадочный и несовременный вид. В руках старушка держала сумочку из черного
бисера.
Накануне компаньоны долго обсуждали, в каком виде Лола
должна появиться в комиссионном магазине. Маркиз поддерживал идею о старушке,
но считал, что шляпка с виноградом и вуалью – это явный перебор.
– Ты пойми, – горячился он, – ведь там на комиссии
такой прохиндей сидит, у него глаз что ватерпас! Он человека насквозь видит,
еще только тот в дверь голову просунет! Иначе на такой работе нельзя! А тут ты
в такой шляпе! Да ведь если он хоть слегка засомневается, то просто отфутболит
тебя и старику тому скажет, чтобы не связывался! Ведь они все же здорово
рискуют!
– С чего это он вдруг засомневается? – холодно спросила
Лола. – Ты считаешь, что я не смогу сыграть пожилую вдову?
Леня тут же прикусил язык, потому что сомневаться в Лолином
актерском мастерстве он просто не мог себе позволить. Лолка такого никогда не
простит.
Войдя в кабинет, старушка уселась за стол, положила перед
собой сумочку, достала из рукава маленький кружевной платочек и, приподняв
вуаль, промокнула глаза.
– Что у вас? – недовольным голосом проговорил оценщик,
лысый мужчина лет сорока с густыми черными бровями и презрительно оттопыренной
нижней губой.
При этом он смотрел куда-то мимо старушки или сквозь нее,
как будто она была полупрозрачным облачком пара.
– Если бы был жив Василий Аркадьевич, – проговорила
старушка, снова приподнимая вуаль, – если бы он был жив, я никогда… ни в
коем случае… я не опустилась бы…
– Какой еще Василий Аркадьевич? – переспросил оценщик,
концентрируя взгляд на старушке. – Из налоговой?
– Почему из налоговой? – Старушка моргнула. –
Василий Аркадьевич – мой покойный супруг, профессор… он никогда не допустил бы…
он так обо мне заботился… сорок пять лет душа в душу… но с тех пор, как его не
стало, мне все приходится делать самой…
– Вот только этого не надо! – Оценщик повысил
голос. – Вы не у психотерапевта! Вы в комиссионном магазине! Меня ваши
воспоминания не интересуют! Мое время очень дорого стоит! Вы что-то мне
принесли – так показывайте, а нет – позовите следующего!
– Извините, – испуганно проговорила старушка. –
Конечно, я понимаю, вам некогда… вы очень заняты…
Она торопливо, дрожащими пальцами в черных кружевных
перчатках расстегнула бисерную сумочку, выложила на стол бархатный футляр и
откинула его крышку. На черном бархате лежал круглый золотой медальон с
выложенным мелкими искрящимися камешками вензелем «ЕК».
– Медальон, – проворчал оценщик. – Медальоны
сейчас никто не покупает… тем более с вензелем…
Он протянул руку, нажал широким плоским ногтем, откинул
крышечку медальона. Внутри находился портрет на эмали – очаровательная дама в
открытом бальном платье…
– Это моя бабушка, – сообщила старушка, кокетливо
поправив шляпку. – Не правда ли, мы очень похожи?
– Кому нужна ваша бабушка? – проскрипел оценщик,
захлопывая крышку. – Чужая бабушка никому не нужна!
Он вставил в глаз увеличительное стекло, осмотрел медальон с
обратной стороны и поднял взгляд на посетительницу.
– Это семейная реликвия, – вздохнула старушка. – Я
ни за что не продала бы медальон, но внучка покупает квартиру… вы понимаете…
очень нужны деньги…
– Я все понимаю! – отозвался оценщик, подбрасывая медальон
на ладони. – Две тысячи!
– Сколько? – Старушка приподняла вуаль и растерянно
уставилась на мужчину, потом перевела взгляд на медальон, словно увидела его в
первый раз. – Сколько вы сказали?
– Я сказал – две тысячи!
– Побойтесь Бога! – воскликнула старушка, всплеснув
руками. – Да здесь одни бриллианты…
– Это не бриллианты. – Оценщик пренебрежительно
отбросил медальон на стол. – Это мелкие осколки! Сейчас на такие изделия
совершенно нет спроса! В общем, я вам назвал цену, не хотите – покиньте
кабинет! У нас не благотворительная организация, а коммерческая фирма!
– Безобразие! – пробормотала старушка, поднимаясь. Она
спрятала медальон в футляр, футляр положила в сумочку и заковыляла к выходу,
что-то бормоча под нос.
Оценщик проводил ее взглядом, достал из кармана мобильный
телефон и что-то вполголоса сообщил. Только после этого громко выкрикнул:
– Следующий!
Старушка в трауре вышла на крыльцо комиссионного магазина,
огляделась по сторонам и медленно двинулась к троллейбусной остановке. Но не
успела она сделать и десяти шагов, как к ней подошел невысокий, худенький,
чрезвычайно благообразный старичок в несколько поношенном, но очень аккуратном
черном костюме, с черным же галстуком. Костюм слегка лоснился на локтях, но
голубые глаза старичка сияли честностью и бескорыстной любовью к ближнему.
Подхватив старушку под локоток, он проговорил со старомодной
галантностью:
– Пардон, мадам, вы чем-то огорчены? Может быть, я могу вам
помочь?
– Я огорчена человеческой подлостью! – сообщила
старушка, окинув незнакомца взглядом. – Подлостью и черствостью! Я пришла
в этот магазин, – она кивнула в сторону комиссионки, – принесла одну
старинную вещь, семейную реликвию… я ни за что не рассталась бы с ней, если бы
не стесненные обстоятельства… И вы не представляете, сколько они за нее
предложили! Две тысячи!
