— Неземная красота! — выдавила она, придя в себя и подавая Авроре перчатки и веер. — Теперь вам следует думать только о том, кто вас ждет. Нынче королева — вы!
* * *
Замок Морицбург в трех милях от Дрездена представлял собой, подобно Версалю, бывший охотничий домик, превращенный со временем в царящий над окрестностями дворец с четырьмя огромными круглыми башнями, коралловые купола которых отдавали дань увлечению Востоком. Перед дворцом серебрился большой пруд, вокруг простирались леса и болота, населенные несчетными птицами.
Тем не менее карета подвезла двух дам не к самому дворцу, а к лесной опушке, где красовалось барочное сооружение в форме триумфальной арки — закутанное в золоченые полотна, увитое еловыми ветвями, украшенное цветами. Девушки в обличье нимф приветствовали прибытие Авроры изящными виршами. Божественный Пан помог ей выйти из кареты и пройти в эти лесные врата, за которыми гостей ждала усыпанная цветами легкая открытая повозка с подушками из розовой парчи. Экипаж, изображая охоту, стал преследовать великолепного оленя с позолоченными рогами, который долго спасался бегством, а потом прыгнул как бы случайно в пруд, чтобы без труда барахтаться там. Посреди пруда находился островок, к которому гостям предстояло плыть в позолоченных гондолах, украшенных султанами. В гондоле их встречал бог Меркурий, исполнивший танец и вручивший «утренней богине» пропуск в этот «волшебный чертог», где ее ждали всяческие чудеса.
Аврора уселась в невиданную лодку и под звуки баркаролы перенеслась к пристани, от которой в глубь острова тянулась устланная дорогими коврами тропа. Она вела к большому турецкому шатру, разделенному внутри на две части. В первой были выставлены великолепные яства, которыми Аврору принялись потчевать, низко ей кланяясь.
Происходившему добавляло загадочности то, что рядом не было ни самого принца, ни приглашенных придворных, одна Елизавета, да и та исчезла внезапно, как по волшебству, лишь только Аврора сошла в гондолу и стала в одиночестве внимать виршам, пению и сладким звукам, извлекаемым из музыкальных инструментов нимфами и фавнами.
После угощения ее пригласили во вторую часть шатра, где находилась затянутая шелком сцена с занавесом, оркестром и одним-единственным зрительским креслом, больше похожим на золотой трон. Она села, шумное окружение устроилось вокруг нее на разбросанных прямо на земле подушках. Началось представление — восточный балет баядерок в мерцающих накидках. Их экзотический танец сменился выступлением турков в ярких тюрбанах. Потом те и другие замерли, выстроившись в две шеренги. Заиграли невидимые трубы, и на сцену выступил усыпанный драгоценными камнями султан. Одна его рука лежала на рукоятке кривого ятагана, другой рукой он помахивал белым шелковым платком. Подойдя к светящейся рампе сцены, он бросил платок зардевшейся от смущения Авроре и снял маску. Наконец-то перед ней предстал сам принц!
Девушка сделала глубокий реверанс, он заставил ее выпрямиться, торопясь встретиться с ней взглядом, потом осыпал ее руки поцелуями.
— Идемте! — позвал он ласково. — Вы вступите во владение вашим царством.
Не спуская с нее глаз, но не произнося больше не слова, он снова повел ее к гондоле. Теперь свита состояла не только из музыкантов, но и из придворных, каждому из которых было предписано исполнять определенную роль, что они и делали с присущим молодости воодушевлением.
На береговой пристани стояла карета, в которую оба героя постановки сели, чтобы отправиться в замок. Звучала завораживающая музыка, в воздухе плыли пьянящие ароматы. На ярком солнце сияли бесценные ткани, сверкали бриллианты, рубины, изумруды и сапфиры, заставляя усомниться в реальности происходящего. Сама природа благоухала и пела от радости. Сердце Авроры было готово разорваться от восторга, но вызван он был не этой предназначенной для нее пышностью, а близостью любимого мужчины. Оба молчали, ибо им было достаточно только смотреть друг на друга: они все понимали без слов, ведь взгляды умеют общаться на языке чувств. Глаза Фридриха Августа пылали страстью, но он изо всех сил смирял ее, довольствуясь поцелуями, которыми он то и дело осыпал изящную руку, такую маленькую в его огромной пятерне...
Ехали они недолго. Выйдя со своей спутницей из кареты у замка, он повел ее в великолепные покои, убранные шелками цвета утренней зари. Настенная роспись в предназначенной для Авроры комнате представляла собой сюжеты на тему любви Тифона и Авроры. Там курфюрст опустился на одно колено и швырнул на пол свой тюрбан.
— Здесь вы полноправная царица! — провозгласил он так громко, что его голос, казалось, разнесся по всему парку. — Я, бывший владыка, превращаюсь в вашего раба. Приказывайте, распоряжайтесь! Здесь все принадлежит вам, а более всего сам я, я весь ваш — душой и телом!
— О, Ваше высочество, вы в полном праве сказать, что это я принадлежу вам!
Она наклонилась и легко прикоснулась губами к его губам. Он выпрямился с улыбкой счастливого ребенка.
— Отдохните, а потом приготовьтесь к ужину и балу, моя богиня! Вам поможет она!
Он хлопнул в ладоши, и появилась молодая женщина с каштановыми волосами, в восточном облачении. С порога она поклонилась и сложила руки на груди.
— Ее зовут Фатима, дарю ее вам. Она — рабыня-турчанка. Не такая, как те, которых вы видели недавно, а настоящая. — Он усмехнулся. — Теперь она принадлежит вам. Полагаю, ее услуги придутся вам по вкусу.
— Рабыня?! — Аврора была шокирована. — Вот не думала, что у нас существуют рабы!
— Как видите, это так. Фатима сделает для вас все, что вы пожелаете. Ее приобрели для меня в Венеции, и я ценю ее умения. Если хотите, можете ее окрестить.
Фатиме было лет двадцать семь — двадцать восемь. Не красавица, но с прекрасными черными глазами, в которых светился ум, она становилась привлекательнее от милой улыбки. После ухода курфюрста она склонилась перед новой госпожой, еще не оправившейся от удивления, взяла ее за руку и повела в соседнюю комнату, где служанки наполняли благоухающей водой серебряную ванну. Раздев Аврору, Фатима помогла ей погрузиться в воду и оставила нежиться. Через некоторое время помогла выйти из воды, обернула мягкой простыней, вытерла, уложила на стоявший тут же стол. После медленного умиротворяющего массажа она надушила ее и повела назад в спальню. Все это происходило в полном молчании. Казалось, рабыня умеет изъясняться только улыбками и жестами. Испугавшись, что перед ней немая, Аврора спросила:
— Ты не умеешь говорить?
Опять улыбка, но на сей раз веселая:
— Нет, я говорю, госпожа. Но только когда это необходимо. Зачем испытывать ваш слух звуком моего голоса?
— Ты мудра не по годам! Надеюсь, мы найдем общий язык. — Произнося эти слова, она в тревоге гадала, как отнесется к новой служанке, умения которой нельзя было не оценить, старая Ульрика. Никогда еще Аврора не чувствовала себя так хорошо, легко, не испытывала такого счастья...
В спальне ее ждал новый сюрприз: на кровати были разложены предметы восхитительного наряда турецкой принцессы: розовые муслиновые шальвары в хрустальных блестках, длинный кафтан из серебристой ткани с перламутром, плотно облегающий бедра и застегивающийся на бриллиантовые пуговицы, с широкими рукавами, собиравшимися на запястьях блестящими застежками... Декольте позволяло любоваться округлостью ее плеч и груди. Под этот необычный наряд не полагалось надевать сорочку, и Аврора, не привыкшая к этому, поежилась. Она хотела надеть свое ожерелье, но Фатима этому воспротивилась, зато унизала ей запястья широкими браслетами и закрепила у нее на голове тамбурин из той же ткани, что и кафтан, с гирляндой из рубинов и бриллиантов. К нему была прикреплена длинная вуаль. Новая гувернантка показала, как в нее кутаться, потом подвела новоявленную турчанку к зеркалу. Девушка заулыбалась: никогда еще она не была так красива!
