— И я, кузина... Под недоверчивым взором Иоахима ей пришлось расцеловать его в обе щеки, после чего она потащила его вверх по лестнице, успев распорядиться, чтобы позаботились об его лошади и принесли им еды и глинтвейна. На шум появился лакей, который тут же бросился на кухню. Аврора пригласила Клауса в свой кабинет. Он снял тяжелый плащ, запорошенный снегом, и черную треуголку, на которой уже начали таять снежинки. То и другое Аврора отдала Фатиме, наказав ей их не беспокоить. Наконец, указав Клаусу на кресло, она позволила ему сесть. Тот попробовал было отказаться, ибо кавалеры в присутствии дам сидеть не смеют, но Аврора возмутилась:
— Только не надо обращаться со мной как с коронованной особой! Что подумают слуги?
— Говорят, вас могут короновать. Об этом болтают даже на дорогах. Ходят слухи, что князь-курфюрст Фридрих Август ради вас готов развестись...
Аврора нахмурилась. С чего он это взял? Вот, значит, в чем причина его чопорности, еще более заметной, чем ранее, при их знакомстве!
— Мало ли, что болтают! Забудьте об этом! Откуда вы, из Целле или из Ганновера?
— Из Целле, там я и узнал о вашем возвышении. Я привез письма от Ее высочества герцогини и баронессы Беркхоф. — Он извлек оба послания. Аврора отложила их, сказав, что прочтет позже.
— Больше всего мне хочется узнать о том, что происходило в Ганновере во время вашего длительного пребывания там. Давно вы вернулись оттуда?
— Примерно месяц назад.
— И изволили явиться только сейчас?
Ей пришлось прерваться: Фатима, как видно, снедаемая любопытством, вошла с подносом, перегруженным настолько, что он вот-вот мог выпасть из ее рук. Аврора приказала поставить поднос на столик и выйти, причем сказала это тоном, не допускавшим никаких возражений. Она хотела сама потчевать своего гостя, напряженного и с трудом подыскивающего слова. Только когда Авроре показалось, что Клаус действительно подкрепился и немного расслабился, она снова приступила к расспросам:
— Если вы приехали для того, чтобы я вытягивала из вас каждое слово, то лучше вам было остаться при герцогине Элеоноре!
Но его несчастный вид заставил девушку сменить гнев на милость.
— Вас смущает мое новое положение?
Он стал пунцовым, поспешно поставил на столик чашку и отвернулся.
— Признаться, да... Прошу меня простить за неуместные речи в присутствии невесты государя.
— А если я не невеста, а всего лишь...
— Его любовница? О нет! Только не вы!
— Почему не я?
— Вы так гордитесь вашим именем, собой! Чтобы вы, отвергшая стольких видных мужчин, уступили...
— Любви! — гордо произнесла она. — Всего лишь любви, Асфельд. Взаимной любви, не обращающей внимания на вульгарные условности. Конечно, меня прельщали браком, но мне в это не верится... Но достаточно обо мне! Рассказывайте вы! Начнем с того, как вас встретила «эта Платен». Каков был прием?
— О, самый вдохновенный! То, что я решил все бросить и вернуться к ней, выбрав именно ее дворец, она восприняла с радостью и тщеславием. Она решила, что я ей увлекся, хотя ничего не спросила о моих чувствах. Меня поселили в Монплезире, в покоях за стенкой от нее, и я должен был днем, а также... порой вечерами петь для нее одной, сидя на подушках у ее кровати, на которой она возлежала в легких одеждах. Публике, даже избранной, она меня не представляла. Наоборот, она меня прятала!
— А маска? Приказала ли она вам в конце концов снять маску?
— Да, но это произошло не скоро. Она усматривала в этом соблазнительную тайну. Видимо, считала, что под маской скрывается отталкивающее уродство.
— А когда вы ее сняли?..
— Маску она сняла с меня сама, ночью, когда...
И он отвернулся, с гримасой, которая была выразительнее любых слов.
— Мой бедный друг! — вздохнула Аврора. — Вы не могли не помнить слова герцогини Элеоноры, что с существом такого рода это более чем возможно. Это не было слишком... тягостно?
— Она много пьет и не любит, когда от нее отстают. Кроме того, она располагает внушительным арсеналом приворотных зелий, каких-то пилюль и еще бог знает чего, так что я несколько недель был сам не свой. А потом разразилась драма...
— Какая драма?
— Сейчас узнаете! Прошу, позвольте все рассказать вам так, как удобнее мне самому! Иначе я, чего доброго, запутаюсь... Я не очень речист и к тому же порядком устал.
Приглядевшись к нему, Аврора убедилась, что он и впрямь изменился. То ли это был результат снадобий Платен, то ли подействовала сама распутная жизнь, к которой та его принудила, но он как будто немного постарел. Казалось, его присыпало какой-то серой пылью, накрыло вуалью, а душа его покрылась ранами... Лицо стало бесцветным, щеки прорезали глубокие морщины. И куда подевалась его заразительная жизнерадостность? Она вдруг устыдилась собственной живости. Протянув руку, она погладила беднягу по плечу.
— Простите! Может быть, вам лучше сначала отдохнуть? Я прикажу приготовить вам комнату!
Она встала, чтобы позвонить, но Асфельд задержал ее, на сей раз со своей прежней веселой улыбкой.
— Чтобы навлечь на нас обоих государев гнев? Если я правильно понял вашего привратника, вы не должны были меня впускать.
— Оставьте эти мелочи, лучше рассказывайте! — И она подала ему бокал вина.
— Так вот, немногим более двух месяцев назад я принял решение уехать. Эта женщина уже внушала мне отвращение, к тому же, пользуясь подсказками Эльзы, я уже перерыл весь дом...
Аврора не могла не задать ему вопроса, который жег ее огнем:— Вы что-нибудь узнали о моем брате?
— О его судьбе — ничего, зато убедился, что он действительно отправил банкиру Ластропу ценности, но тот получил только деньги. «Эта Платен» заключила с банкиром сделку: полученную сумму он вложил в свои дела, а она, как мы и думали, оставила себе драгоценности...
— Именно такой мерзости я и ожидала! Продолжайте.
— Как раз тогда курфюрст устроил праздник в честь замужества своей дочери и наследного принца Пруссии. Главным развлечением должен был стать ночной костюмированный бал с участием древнеримского кулинара Тримальциона в исполнении опытного актера. На балу и на пиру должен был присутствовать весь двор, в том числе английский посол Кресси и властитель дум курфюрстины философ Лейбниц... Эти двое были явно не в своей тарелке, ведь произошла невиданная попойка.
— Вы там присутствовали?
— Да, постарался смешаться со слугами. Дворцовых слуг не хватило, пригласили других, со стороны. Представьте: между колоннами главного зала замка Лайне-Шлосс натянуты гирлянды из цветов и пустых бутылок, всюду кровати — их столько же, сколько гостей. Прислуживают гостям «рабыни» в коротеньких туниках. Главным мотивом пира были шесть парадных блюд, но их поставили только для украшения. Посередине располагалось блюдо из живых рыбин, которых два сатира поливают водой вместо соуса. По обеим сторонам от этого «аквариума» стоят корзины с соломой, в которых куры деловито несут яйца, тут же привязан живой осел, навьюченный мешками с салатом и с оливками, благоухает паштет с трепыхающимися птицами и жареный заяц с широкими крыльями — ни дать ни взять Пегас!
