– Вот и расскажите нам, почему за вами, самой, как вы
сказали, обычной женщиной, ведут такую профессиональную слежку. Расскажите, что
заставило вас обратиться к нам.
– Ну, понимаете… – начала объяснять Лола. – Мой муж
Василий владел на пару с компаньоном обувной фабрикой. Дела обстояли неплохо.
Но несколько месяцев назад он уехал по делам сюда, в Петербург… и не вернулся.
Мне сообщили, что он погиб в автокатастрофе. Хоронили его в закрытом гробу…
– Примите мои соболезнования… – скорбным тоном проговорила
фальшивая Лола.
– Не стоит, – отмахнулась фальшивая Земфира. – Я
уже успокоилась. И вступила в права наследства. И между прочим, управляюсь с
делами фабрики ничуть не хуже мужа!
– Примите мои поздравления!
– Не торопитесь, – ответила Лола. – Тут-то и
начинается самое интересное! На днях я получила письмо. В этом письме какой-то
неизвестный доброжелатель сообщает мне, что Василий жив… больше того, мне
прислали его фотографию! – И Лола предъявила собеседнице плод их с Леней
совместного труда – фотографию своего фальшивого мужа в компании со
сногсшибательной блондинкой.
– Очень интересно! – протянула псевдо-Лола, рассмотрев
снимок и передав его своему партнеру.
– Очень интересно! – повторил тот Лениным голосом и
вернул фотографию.
– И чего же вы хотите от нас? – осведомилась
девица. – Найти блудного мужа? Застать его на месте преступления с этой
красоткой? Вообще-то вам не говорили, что мы с Леонидом не занимаемся обычными
бракоразводными делами?
– Это не обычное бракоразводное дело! – выпалила
Лола. – Мне важно не то, с кем этот павиан трахается! Мне важно, жив он
или нет, потому что от этого зависит судьба моей… нашей фабрики! Если он умер –
я на законных основаниях управляю имуществом, а если Василий жив… дело в том,
что перед отъездом он, как обычно, оставил доверенность на управление фабрикой
своему компаньону Стасу Лисицыну. И если окажется, что Василий жив, эта
доверенность вступит в законную силу и Стас тут же отодвинет меня от фабрики!
Она громко всхлипнула, достала из сумочки кружевной платок и
промокнула глаза.
– Примите мои соболезнования! – с отработанным
сочувствием в голосе проговорила фальшивая Лола.
– Что? – повернулась к ней фальшивая Земфира, глаза
которой мгновенно высохли, а на щеках загорелись красные пятна. – Засуньте
свои соболезнования… знаете куда? Мне от вас не соболезнования нужны, а работа!
Выясните, где мой муж! Мне вас рекомендовали как профессионалов! А если не
можете справиться с этой работой – так прямо и скажите, я поищу других и…
– Никого не нужно искать! – поспешно прервала ее
собеседница. – Вы уже нашли! Мы с Леонидом самые лучшие! Мы выполним эту
работу лучше и быстрее всех!
– То-то же! – с сомнением отозвалась Лола.
– Только вам придется сменить гостиницу, – деловым
тоном продолжила ее собеседница. – То, что за вами следили, наводит нас на
серьезные подозрения. Это может быть опасно… за этим может стоять тот же
человек, что за исчезновением вашего мужа.
– Хорошо, – Лола кивнула, – заедем в мою
гостиницу, я заберу свои вещи…
– Об этом не может быть и речи! – подал голос молчавший
до того мужчина. – Мы с таким трудом оторвались от «хвоста», а там вас
наверняка караулят! Нет, мы сейчас отвезем вас в безопасное место, а за вашими
вещами съездим сами.
– Да? – проговорила Лола без восторга. – Что это
еще за безопасное место? Там хоть условия более-менее приличные?
– Не волнуйтесь! – с энтузиазмом воскликнула
самозванка. – Комфорт гарантируем!
– Ну да, еще бы вы не гарантировали комфорт при ваших
расценках! – проворчала Лола.
Капитан милиции Ананасов пребывал в отвратительном
настроении.
Причиной этого было решение, которое они с другом и
напарником Гудроновым приняли неделю назад под давлением общественности.
Они с Гудроновым решили завязать.
Конечно, такое радикальное решение они ни за что не приняли
бы, если бы к общественности не присоединился их непосредственный начальник
Кузьма Остапович Хохленко. Причем полковник Хохленко не просто выразил им свое
недовольство. Он ясно дал двум капитанам понять, что он сам и родное отделение
милиции расстанутся с ними, если они не завяжут с крепкими спиртными напитками.
А еще лучше – если со всякими, даже с пивом.
Короче, полковник просто не оставил им выхода.
Как водится, их решение было добровольным и сознательным.
Разумеется, два капитана отметили это решение посещением
популярного бара «Джон Сильвер». Наутро им было очень худо, что укрепило их в
принятом решении.
Завязали они с понедельника, поскольку именно с понедельника
в нашей стране принято начинать новую жизнь и вообще всякие серьезные дела.
Кроме того, понедельник и без того самое отвратительное время года, и два
бравых капитана рассудили, что никакая их опрометчивая инициатива не сможет
сделать его еще хуже.
Однако, судя по всему, они переоценили свои силы.
Шел только четвертый день воздержания, но Ананасов
чувствовал себя так, как будто случайно оказался между мельничными жерновами и
чудом выбрался наружу. Или как будто его прожевал соседский ротвейлер Дракула.
Прожевал и выплюнул.
Раньше, до того как они завязали, ему бывало плохо только по
утрам, сейчас же ему казалось, что вся жизнь превратилась в одно непрерывное
утро понедельника.
– Время завязки нужно засчитывать в служебный стаж из
расчета день за три, – сказал он Гудронову, наливая полный стакан
минеральной воды «Святой источник».
– Лучше день за год, – внес Гудронов поправку. –
Надо будет выступить с такой ини… иницити… инициативой!
Ананасов прикрыл глаза, и перед его внутренним взором
предстали длинные ряды крепких напитков. Запотевшие бутылки водки, квадратные
шкалики украинской горилки, фляжки коньяка тянулись к горизонту бесконечной
вереницей.
Он одним глотком выпил минеральную воду, но не почувствовал
никакого облегчения.
– Да что ж это такое! – простонал он, открывая
глаза. – Может, лучше…
– Нет, Питиримыч, не лучше! – прервал его
Гудронов. – Мы же с тобой мужчины, а значит – хозяева своего слова!
– А если я хозяин своего слова, значит, я могу с ним делать
что угодно! – простонал Ананасов. – Могу дать, а могу взять обратно!
И сколько раз я тебя просил не называть меня этим старорежимным отчеством!
Особенно сейчас! Ты ведь знаешь, что у меня нервы на пределе!
Андрей Питиримович Ананасов ненавидел свое
церковнославянское отчество. Правда, в настоящий момент он ненавидел все и
всех.
А особенно ненавидел телефон, который имел подлую привычку
то и дело звонить.
