Послышалось шуршание бумаг.
— Говори скорей, где кольцо?
Послышался шёпот и всхлип:
— Ты только не обмани меня, Гера!..
Стукнула дверь. Пробежали торопливые шаги. В соседней комнате, уже не стесняясь, заплакал великий трагик Орлинский.
— Ой, девочки! — судорожно вздохнула в углу Виктория. — Игнатов — это ведь мой прапрадед. И кольцо — вот оно.
Виктория вытянула руку. Ал-Наг мерцал отвратительным светом.
— Как же он его найдёт, если перстень тут? — фыркнула Вета. — Ох, и втянула ты нас, дамочка, в историю! А если кольцо пропадёт, как мы вообще из этого времени выберемся?! Какой тут год?
— Тысяча девятьсот двадцать первый! — буркнула Рина. — Зима. Декабрь, наверное, как и у нас, в 2012 году.
— И что же нам делать?! — плаксиво прошептала Виктория.
До неё начинал доходить весь ужас положения.
И тут ожила Ветка:
— Не знаю как и что, но ты нас отсюда выведешь! У меня там Лёнчик остался. Давай командуй своему перстню! Как сюда нас втянул, так пусть и обратно вытянет!
И Ветка ухватилась за полу Викочкиной шубки. Раздался треск. Виктория отскочила, но её шуба оказалась цела.
— Это на улице! — выдохнула Рина. — Стреляют!
И снова раздалась пальба.
— А вдруг этого Игнатова действительно убили! — чуть не в голос взвыла Виктория. — Ведь тогда я запросто могу не родиться на свет.
— Молчать! — цыкнула Вета. — Дверь!
И действительно, стало слышно, что внешняя тяжёлая дверь подвала опять открывается. Рина съёжилась. Если войдёт Игнатов, значит, он убил этого Геру, неудавшегося историка и актёра, а теперь и покойного члена ВЧК. Значит, трагик Орлинский обречён. Но если войдёт Гера — что будет? Вдруг Виктория Викторовна исчезнет на глазах? И тогда они с мамой вообще не выберутся ни из этого времени, ни из этого подвала. Ведь у них уже не будет кольца Виктории.
Ринка схватила маму и начальницу за руки и, не медля ни секунды, подумала только об одном:
«Домой!»
Или она подумала о Доминике? Доминик — дом…
Всю троицу тряхнуло. Ринка вцепилась в руки спутниц мёртвой хваткой. Вокруг разлился туман. В голове противнейшим образом завизжал комар. И всё стабилизировалось.
Рина открыла глаза. Опять всё то же. Они по-прежнему стояли в том же подвале. Только за дверью раздавались чьи-то весёлые голоса. Кто-то стучал в дверь и вопил подвыпившим женским голосом:
— Домой! Давно пора домой! Выходите же! Чего заперлись? Пойдёмте откушать чаю. А потом и фейерверк будет. А после трагик Орлинский обещал прочесть сонеты Шекспира. Правда, Лёнчик?
И уже знакомый голос Лёнчика ответил:
— Как скажет прекрасная хозяйка! Приказывайте, моя госпожа!
И капризный голос хозяйки подтвердил:
— Приказываю! Читайте!
— Нет, нет! — закричал какой-то мужчина. — Не в подвале же! Потом! Вот откушаем чаю, полюбуемся на огненные знамения, тогда и стихи послушаем.
В дверь снова заколотили:
— Да выходите же! Пора!
Рина посмотрела на спутниц:
— Может, и вправду — пора! Выйдем?
— Хуже не будет! — проговорила Вета.
— Раз мы ускользнули от ЧК, — возбуждённо проговорила Виктория, — и я жива, значит, мой предок всё же получил кольцо.
— Свезло тебе, подруга! — рявкнула Вета. — Твой прапра убил Орлинского и его дружка Геру!
В это время Рина отодвинула щеколду, и последние слова разнеслись по подвалу.
— Кто это меня убил? — пьяно проворковал Орлинский. — Да ещё и Геру? Гера, ты где?
Мужчина с мягкой бородкой лет под пятьдесят вынырнул из-за плеча ещё молодого парня.
— Тут я! А наши дамы просто перестарались с наливочками. С другой стороны — какой спрос с красавиц? Им всё можно. Особенно вам, моя нежная незнакомка! — И он отвесил шутливый поклон Виктории.
— Домой! Домой! — заторопила всех дама в длинном шёлковом платье. И Рина узнала по голосу хозяйку. — В дом! Наверх. А то здесь холодно.
— А наши незнакомки утеплились заранее! — Трагик Орлинский с нежностью оглядел то ли Викторию, то ли её прелестную белую шубку.
Рина внимательно разглядывала проход, по которому они поднимались наверх. Лестницу из подвала. Большую застеклённую веранду загородного дома, украшенную по случаю приёма гостей. Там сидело ещё человек пять. Наконец-то можно рассмотреть одежду и определиться, в какую эпоху их занесло. Но вот незадача! Это явно был маскарадный вечер. Потому что мелькали и восточные шаровары, и платья а-ля рус, и что-то похожее на рокайльные одежды пастушек и пастушков, и чепчики Гретхен, и римские тоги с греческими туниками. И только хозяйка вечера облачилась, кажется, в платье, обычное для праздника того времени. На ней было сильно открытое спереди и сзади зелёное шёлковое платье с треном — широким задним полотнищем юбки, обвивающим статную фигуру и извивающимся при ходьбе. Модерн — вспыхнуло в мозгу Рины — «изломанные линии Прекрасной эпохи — La Belle Epoque». Похоже на рисунки Бердслея или на иллюстрации к пьесам Оскара Уайльда. Значит, это примерно девяностые годы XIX века. Ну хоть не времена крепостничества — уже хорошо. А то очутились бы на конюшне, где пороли провинившихся…
— К нам! К нам! Сюда, наша госпожа, прекрасная Белла! — крикнул кто-то из гостей, сидящих на веранде.
Рина ахнула — так это ТА САМАЯ Белла?! Выходит, из 1921 года они перенеслись лет на тридцать — тридцать пять назад. Почему и как?! Но размышление девушки прервал возникший рядом трагик Орлинский.
— Раздевайтесь, дамы! — проговорил он и щёлкнул пальцами.
Тут же возле них возник слуга, готовый принять их шубы.
Трагик тоже был не в маскарадном костюме, а во фраке, прекрасно сидевшем на его атлетической фигуре.
— Сейчас муж проследит за установкой фейерверка и присоединится к нам! — проговорила прелестная Белла и, обернувшись к новым гостям, застыла на месте. — Это что за… наряды… — просипела она почти в ужасе.
Ринка окинула свою группу взглядом со стороны. Неудивительно, что Белла потеряла дар речи. Сняв дублёнку и шубу, она и мать остались в джинсах и джемперах. Виктория одета, конечно, поприличнее, в костюме, но ведь тоже в брючном. А брюки, как известно, в XIX веке женщины вообще не носили. Дама в брюках — это был вызов обществу. Скандал в благородном семействе!
И что делать? Как выкрутиться? Эдак их примут за сумасшедших, явившихся в неприличном виде и запершихся к тому же в подвале. И что о них подумают? Что они феминистки, или как тогда называли борцов женщин за свои права? Или вообще — розовые подруги?!
— Это новые костюмы, говорящие о борьбе за права угнетённых народов Америки! — выпалила вдруг Ветка. Недаром же она слыла экстремалкой. Вот и нашла выход. — Сейчас так одеваются даже на маскарадах в Зимнем дворце, чтобы поддержать политику нашего государя по отношению к угнетаемому миру.
