— Всё равно же всё закончилось! И вечная жизнь оборвалась в подвале ЧК.
— Но при хорошем раскладе могла бы и не оборваться. Между прочим, перстень обычно хранит владельца. Говорила же твоя Виктория, что её прадед жил чуть не до ста лет. Но в 1921 году дубль не сохранил Орлинского. Как думаешь — почему?
— Он был ужасный тип — этот великий трагик. Перстень не хотел иметь с ним дело.
— Мимо. Вторая попытка!
— Может, дубль-Ал-Наг почувствовал, что сила и влияние Орлинского уходят в прошлое, и решил завести нового хозяина? Кому особо нужны были трагики во времена Гражданской войны? А про этого Игнатова все говорили, что он один из шишек новой власти. Вот дубль совершенно безжалостно и расстался с прежним владельцем.
— Это уже ближе. Думаю, дубль думал об этом.
— Но ведь тогда… — Ринка прижалась к Доминику, — этот дубль — злой. Он будет угрожать тебе! Может, он хочет вообще извести твой Ал-Наг? Ведь копии всегда хотят уничтожить оригинал, чтобы занять его место.
— Это спорное рассуждение. Не путай нас! Мы пока говорим о том, что ты узнала за время этого путешествия.
Ринка рывком вырвалась из рук Доминика и села на постели:
— А ведь ты прав! Это не я узнала и не меня водил на экскурсию по времени Викочкин перстень. Меня он только использовал, как дополнительную силу. А показывал он Виктории! И знаешь что? Этот жуткий рецепт — как его «кормить». Наверное, после такой кровавой «кормёжки» он обретает способность исполнять желание. Исполнил же он желание актёра о вечной сценической молодости. Интересно, какое же страстное желание есть у Виктории? И видела ли она то, что видела я? Поняла ли?
— Думаю, да. Ты просто не смотрела на неё. Скорее всего, дубль уже давно пообещал ей исполнение желания. Поэтому-то она и начала искать тебя. Он сказал ей об аграфе. Но на самом деле ему нужна была именно ты. Однако всё это складывается в одну историю. А ведь случилась и вторая. Некие люди похитили твою мать, а потом заманили тебя.
— А ты знаешь, — протянула Рина, — думаю, их тоже было двое. Один привёз маму в старый дом Беллы. Это был Орлов, который Лёнчик, который мамин… знакомый.
— Орлов — ПОЧТИ Орлинский! — проговорил Доминик.
Но Рина замотала головой:
— Ну мало ли. А вот второй… — Ринка осеклась и беспомощно воззрилась на Доминика. — Его звали… Гера… Но ведь это не могут быть одни и те же люди? Нет, это невозможно! К тому же в 1921 году Игнатов их расстрелял. Такие, как этот Убийца врагов революции, не промахиваются. Нет, нет, того Геру точно убили. А этот — просто совпадение!
— Вся наша история — игра совпадений. А истории и игры имеют свойство повторяться. Предположим, ТОГДА жили-были два друга-врага. Потом их не стало. Но родились новые два друга-врага. И СЕЙЧАС они опять нашли друг друга.
— Ты думаешь… конечно, возможно… А вдруг они проходят сквозь века?
— Вряд ли, — протянул Дракон. — Но, как и прежде, всё крутится вокруг мистического перстня. Время — вот за чем они охотятся на самом деле. И им нужно не большое общественное время, а своё — личное. А уж ради личного человек пойдёт на любую подлость.
— Но наши современники не ищут Ал-Наг. Они не знают ни про тебя, ни про Викторию. Они прицепились к аграфу.
— Просто пока узнали только о нём. Но это и плохо! Аграф — ты. Придётся тебя одну вообще никуда не выпускать.
Ринка хихикнула:
— Приковать цепями или водить на поводке? Нет, уж если кого и водить, то тебя. Помнишь старинную картину — принцесса вышла погулять с Дракончиком на поводке, а тут налетел глупый рыцарь в доспехах? И начал тыкать в бедного Дракончика дурацким копьём.
— Это Учелло.
— Как это учелло — учить, что ли?
— Глупышка! — Доминик снова чмокнул Ринку, на этот раз попав в плечо. — Паоло Учелло — живописец раннего Возрождения. Это его картина «Святой Георгий, принцесса и дракон». Изображает битву Георгия Победоносца с драконом, который захватил принцессу в плен.
— Глупости какие! Принцесса вывела Дракошу погулять. Он же маленький. Идёт на поводочке. А глупый рыцарь как выскочит на своей коняге. Жуть!
Доминик ухмыльнулся — блаженно, расслабленно. Как будто вокруг и не было страшных событий.
— Жалко Дракона?
— Конечно…
Доминик протянул руку:
— Тогда никому не отдавай поводок!
Пальцы сплелись. Рука — мост, соединяющий влюблённых. Пальцы — закрепа, скрепляющая прочнее любого аграфа.
— А знаешь, — проговорила Рина, — наши современные похитители — не враги. Напротив! Ты бы видел, как испугался тот, что в маске, Гера, когда услышал, что Лёнчик, то есть Орлов, укололся тем препаратом, который должен был убить Глеба. Думаю, если бы я отказалась помочь этому незадачливому убийце, тип в маске не остановился бы ни перед чем, чтобы меня заставить.
— Господи! — взвыл Доминик. — И ты так спокойно об этом рассказываешь?! Нет, только наручники! Никаких поводков. Они длинные. Наручники — на расстоянии вытянутой руки!
— А мама?
— При чём тут мама? На маму я не подписывался!
— Как мама переживёт то, что этот Лёнчик никогда её не любил, а просто использовал?
— Нормально переживёт. Она же экстремалка. Попробует и этот экстрим. В конце концов, все люди друг друга используют. Вот только делают это по-разному.
— Это как?
— Сейчас покажу!
И он явно не поскупился на показ.
Потом Рина смотрела на его мускулистое тело — такое красивое, но всё в синяках и шрамах. Сможет ли она хоть как-то уберечь его? Чтобы старые синяки прошли, а новые не появлялись?..
Да о чём тут думать?.. Сможет ли она удержать его хотя бы пару недель? Ведь, несмотря на шутки про поводок, он всё равно сорвётся и убежит по своим Драконьим делам.
И снова дома будет тишина. Страх. Теперь уже не за то, сможет ли она заснуть и во сне войти в метро. А за то, сможет ли она вообще заснуть, если каждую секунду думать: где он? Как? Какой? Здоровый или больной? Радостный или печальный? И что делает? И вспоминает ли её хоть иногда?..
Ринка встала. Натянула домашнее — футболку, спортивные брюки. Не нужно пока ни о чём думать. Надо посмотреть, как там мама и Виктория.
Обе ещё спали. Виктория похрапывала. Мама посвистывала. Значит, сны были тяжёлыми. Но чего ждать после таких «увеселений»?..
Хотя чего ждать и дальше? Забудет ли мама своего Лёнчика или простит его? И что решит сделать Виктория для осуществления своей мечты? И какая она — эта мечта?
Рина провела рукой над головой бывшей начальницы. В пальцах почувствовалось покалывание. По руке вверх засверкали тоненькие голубоватые искорки. Подлетели к голове. И на уже ставшем привычном внутреннем чёрном квадрате Рина увидела… своё Страшное Горе. Борис восседал рядом с Викторией и ритмично, но весьма равнодушно, стараясь, однако, чтобы та не заметила этого его равнодушия, поглаживал её бедро.
