— Ну же, — уговаривал продажный Борис, — купи мне «ягуар»! Другие машины сейчас не модны. Вон актёр, который играет Шерлока Холмса в английском сериале, рекламирует именно серебристый «ягуар».
Виктория млеет, хоть и вздыхает:
— Придётся взять кредит.
— Возьми! Тебе же дадут.
Конечно дадут. Виктория качает головой.
— И пропиши меня в эту квартиру! А то соседи косятся. Вчера какая-то бабка вякнула: «А вы тут не прописаны!»
Виктория опять вздыхает. Квартира у неё одна. Обустроенная и вылизанная. И почему Боренька всё время заводит разговор о квартире? Была бы Викочка лет на двадцать моложе, не было бы таких разговоров. А теперь вот — всё плати да плати. За возраст…
Так вот в чём дело! Ринка отскочила от спящей Виктории. Проклятый Борис хочет облапошить ещё одну дурочку. Ринка расплатилась невинностью. Но откуда невинность у Виктории, на которой, небось, пробы ставить негде? Значит, той приходится платить деньгами, машиной, недвижимостью. А что будет, когда всё это перейдёт в руки ненасытного Бориса? Ясно — он её бросит. На кой чёрт ему старая кошёлка? Он и так еле скрывает, как ему противно к ней прикасаться.
Так вот зачем нужна молодость! Чтобы Боренька не бросил. Ужас какой! Да кому этот хлыщ вообще может понадобиться, чтобы ради него кропить перстень кровью?!
Ох! Ринка судорожно вздохнула. Не ей осуждать Викторию! Ведь не прошло и года с тех пор, когда она сама готова была отдать этому прохвосту всё. Да только уже ничего не оставалось. Он всё забрал — и любовь, и покой. А после того, как мать и бабушка отказали ему в прописке, ушёл окучивать очередную идиотку. Викторию.
Рина усмехнулась: надо же, она рассуждает абсолютно спокойно. Даже ревности нет. И только одного жалко — ужасно жалко! — что не Доминик оказался у неё первым мужчиной. Ну как она могла пойти в чьи-то чужие руки?! Идиотка — точно идиотка! А вдруг правду утверждают учёные — что первый мужчина навсегда оставляет на женщине свою метку?! Что у неё потом даже дети родятся, у которых присутствует набор его хромосом?! Неужели правда?!
Нет, когда закончится вся эта катавасия, она попросит Ал-Наг Доминика, чтобы он перенёс их немного в прошлое, где они станут близки до этого мерзкого Бориса. А может, перстень сумеет сделать так, чтобы Бориса вообще не было в её жизни? Пусть его заберёт Виктория. И тогда вообще не будет никакого Страшного Горя!
Доминик проснулся часа через два. Пришёл на кухню — поесть. И Ринка была уже во всеоружии — на плите пыхтела гречневая каша, палочка-выручалочка всех хозяек, когда в доме шаром покати. Доминик бросил в кашу чуть не полпачки сливочного масла и накрошил зелёного лука. Рина смотрела на его махинации, удивляясь: где же он в своей Европе ухитрился набраться такой абсолютно российской манеры поедания каши?
«Кто он? — думала Рина. — Какой язык ему родной? Иногда он говорит: „О Мадонна!” Значит — итальянец. Иногда восклицает: „О женщина!” Так говорят англичане. Так где же он родился? И где живет сейчас? И сколько ему лет? Ведь он был точно такой же двадцать лет назад. Но тогда ему под пятьдесят. А на вид — лет тридцать. Его время хранит Ал-Наг? Или Доминику тоже приходится „кормить” свой перстень, как ужасному Орлинскому? Кошмар какой! И во что только я вляпалась?! Но ведь не сама — меня втянула бабушка. Хотя опять — „мимо”, как говорит Доминик, не бабушка же подтолкнула меня влюбиться».
Какая странная штука — любовь! Иногда и страшная. Надо рассказать Доминику то, что она сумела прочитать в мыслях и образах Виктории. Но говорить про Бориса было стыдно. Хотя, конечно, Доминик и так догадался, что Рина не ждала его затворницей.
— У нас дежавю. Ты не находишь? — спросила Рина. — Опять кто-то, как вчера Глеб, спит тяжёлым сном, а мы с тобой опять сидим, разговариваем.
— Только, надеюсь, ты больше не сбежишь, — прошепелявил Дракон, заглатывая кашу.
— Я часто совершаю глупые поступки, прости. — Рина склонила голову.
— Ничего! — намазывая чёрный хлеб маслом (опять абсолютно русская привычка!), отозвался Дракон. — Я привыкну.
Привыкну… Значит, он не собирается бросать её, например, завтра. Хотя завтра, наверное, не получится. Вряд ли она за вечер найдёт проклятый аграф. И куда только бабушка ухитрилась его засунуть?
Впрочем, быстро искать и не нужно. Ведь пока аграф не найден, Доминик гарантированно здесь. Но что будет потом?..
— Потом всё будет хорошо. И даже ещё лучше! — Как всегда, он легко читал её мысли.
Она не стала уточнять — как «хорошо». Побоялась рисковать. Не надо ничего знать про будущее. Правду говорят, что Господь проявил своё высшее милосердие, когда отнял у человечества способность узнавать будущее. Наверное, так. Но ведь всё равно все стремятся. Отсюда — гадалки, экстрасенсы, предсказатели.
— Девяносто девять процентов из них — шарлатаны! — подсказал Дракон. — Хотя, конечно, встречаются и настоящие провидцы. На самом деле точно установленного будущего нет. Варианты возможны всегда.
— Правда? — Почему-то эта мысль утешила.
Рина подумала о главном: если в одном варианте Дракон всё же бросит её, то, может, подберёт опять в другом? И тут же перевела глаза на Доминика: прочёл её крамольную мысль или нет? Кажется, не заметил. Сейчас его самое большое притяжение — каша. Но голову от тарелки он поднял:
— Я когда-нибудь тебе врал?
И опять Ринка не стала уточнять, спрашивать, детализировать. Вспоминать. А ну как чего вспомнится? Себе дороже будет…
Она выскочила в комнату бабушки, туда, где теперь спали мама с Викой. Подошла к Вете. Подняла руку над её головой, как час назад над головой Виктории. Как и раньше, закололи иголочки. Но Рина отвела пальцы. Нет, она не может лезть в голову и в чувства матери. В этом есть что-то противоестественное. Дурное. Нечистое. Мама есть мама. Нельзя лезть в жизнь матери.
Ах, если бы она знала раньше, ЧТО умеет! Она просканировала бы и Глеба, и Дракона, пока оба они лежали вчера в забытьи. Как много она смогла бы узнать!
— Нет, маленькая! — Дракон подошёл сзади и прижал её к себе. — Меня ты просканировать не можешь. Глеба, наверное, да. Меня точно — нет.
— Жаль…
— Но ты всегда можешь просто спросить. Я отвечу.
— Всегда? — Надежда в Ринкиных глазах сверкнула таким изумительным сине-зелёным светом, что Доминику захотелось провалиться сквозь землю.
Он понял, что она вложила в слово «всегда». Она хочет, чтобы он всегда был рядом. Чтобы они были вместе. Она ещё не осознала, что этого не может быть. Но… — Дракон на секунду закрыл глаза — а вдруг это всё-таки возможно?..
Они вернулись на кухню.
— Скажи, — перевёл он тему, — а ты знаешь, что у бабушки Варвары Петровны был младший брат?
Ринка удивилась:
— Правда? Я не знала. А ты откуда узнал?
