Глеб вдруг ощутил, что его берут за руку и тащат куда-то. Вот открылись створки огромных массивных дверей. Его чуть не насильно втолкнули внутрь. И Глеб понял, где он. В огромной библиотеке, наполненной… О нет, здесь были не рукописи, не книги и даже не диски с флешками. Здесь находились воспоминания, мысли и чувства этой странно взбудоражившей его дамы — Евгении Михайловны. А вот и фамилии выплыли — она была урождённой Черновой, потом стала Крэмптон, потом — Найбель, Лабоне, Тэт, Ожешко, Либман… Фамилии завертелись в голове Глеба, вспыхивая и угасая, но имя всегда оставалось неизменным, хотя и в разных языках звучащее по-разному — Евгения, Эжени, Эугения, Дженни. Но вот возникло последнее сочетание — Евгения Михайловна Антонова. Учительница музыки. Эта гранд-дама — простой педагог?!
Да-да… Учительница Рины. Это уже рекомендация. И тогда пошли картинки.
Невысокий немолодой сумрачный человек шёл по тускло освещённому коридору. Ступеньки. Дверь. И он вышел из дома. Невольно Глеб вспомнил, как сам недавно мысленно поднимался из подземного перехода и выходил на Тверскую улицу Москвы. Но этот человек жил в… Лондоне. Почему-то Глеб почувствовал это. И было это больше трёх веков назад.
— Лорд-протектор! — сказал кто-то слева.
— Оливер Кромвель! — подтвердили справа.
Две огромные разномастные псины вынырнули невесть откуда, и Кромвель протянул к ним руки. Псы, способные растерзать любого, преданно начали лизать пальцы хозяина. Кромвель любил собак.
Внезапно псы ощетинились. К протектору приблизился, но остановился на расстоянии один из приближённых.
— Мой лорд, — почтительно пригибаясь, проговорил он. — Дженни Крамптон здесь. Позвать?
И приближённый снова склонился. Конечно, нынешний властитель Англии требует, чтобы его называли Слугой революционных преобразований страны или Слугой народа. Но ведь всем понятно, кто здесь слуга…
— Пусть подойдёт, — благосклонно отозвался протектор.
С боковой дорожки вышла невысокая женщина в чепце и шали, как и подобает почтенной хозяйственной особе. Псы, сидевшие по бокам Кромвеля, попытались было вскочить, но, отброшенные невидимой силой, осели на задние лапы, чуть не завалившись. Из их пасти потекла слюна, но они не издали ни звука.
Кромвель, казалось, и не замечал странного поведения псов. Он тряхнул головой и проговорил, обращаясь сразу ко всем и ни к кому в отдельности:
— Мы прогуляемся в розарий!
Розы лорд-протектор тоже любил. Он вообще любил многое на этом свете. Жаль, что в этот список не входили люди.
— Ты захватила карты? — проговорил он, понижая голос.
— Конечно, мой лорд…
— Я готов выслушать свой ордалион.
Итак, она гадалка, эта Дженни Крэмптон, то есть нынешняя Евгения Михайловна. Ордалион — высший суд, в данном случае расклад карт Таро. Значит, она была личной гадалкой Кромвеля. Что ж, вполне возможно. Кажется, Орлов рассказывал Глебу, что Братство Разрушителей зародилось ещё во времена революции Кромвеля. Правда, тогда это было просто течение в основном Братстве Хранителей Времени. Выделилось оно позже.
А вот другие картинки. Пять или шесть молодых прелестниц весело шли по аллее парка, искусно возделанного и выпестованного. Деревца подстрижены на французский манер, цветы аккуратно усажены в клумбы и садовые медальоны. Молодые дамы одеты по моде конца XVIII века. А вот и вполне знакомое по портретам холёное породистое лицо — Мария-Антуанетта, королева Франции. Она уже не столь юна, как хотела казаться. Перевалила тридцатилетний рубеж. Значит, до революции уже недалеко. Ведь летом 1789 года королеве Франции было тридцать три года. Но пока она смеётся и резвится, как девочка. И к ней подходит слуга. Уводит в беседку. А там — Эжени Лабоне, гадалка. Интересно, что она говорит монархине. Ведь если она одна из Разрушительниц Времени, ей следовало бы скорее гадать будущим революционерам — Марату, Робеспьеру и наставлять их на путь слома всего старого. Или гадалка прельщает королеву, зная, что именно с королевской жадности-глупости всё и начнётся?..
А вот новое видение. Машины с открытым верхом, как в начале XX века. Толпа встречающих кортеж. Ликование. Голоса:
— Повезло, что такая судьбоносная встреча произойдёт у нас — в Сараеве.
Выстрел. Крики. Вопли. Скрежет шин по мостовой. Ещё выстрелы.
— Франц-Фердинанд убит!
— Его жена тоже!
И ликующие глаза Эжени Ожешко. Опять она.
И вдруг — темнота. Костёр на поляне. Вокруг разметавшиеся во сне измученные каким-то долгим марш-броском люди. Ближе всех к костру спит, шумно вдыхая воздух, женщина в красной революционной косынке. В отдалении двое бодрствующих, наверное, часовых на этом привале. Один говорит другому:
— Домой, правда, надоть. Скоро пахать. Весна… Что баба скажеть? Не справиться же…
— Ты таперича солдат Красной армии, — говорит второй. — Забудь про своё «пахать надоть». Для тебя таперича одна правда — что наша комиссарша скажеть!
Комиссарша… Значит, вся власть — Советам, Гражданская война. Глеб всматривается в спящее лицо Евгении.
Что она хочет ему рассказать? Что прожила больше трёх веков? Что всегда была на передовой за слом Старого Времени и установление Нового? Да, это доказывает, что она в Братстве Разрушителей. Но мало ли что может быть. Он — ловец Дракона. Он не должен доверять никому.
— Уже много лет Братство не готовит ловцов, — доносится голос Евгении Михайловны из реального времени.
— Как это? — не понимает Глеб. — Меня же нашли. Уговорили. Обучили.
— Уже десять лет, с миллениума, основной костяк Братства понял, что миссия Разрушителей Старого Времени нецелесообразна. Она как детская болезнь, подростковое стремление к отрицанию всего того, что было раньше. Веками мы отрицали Старое Время. Но за весь этот период так и не сумели предложить, каким же должно быть истинно новое. Всё наше новое оказывалось просто хорошо забытым старым. И тогда мы пришли к выводу, что нет Старого или Нового Времени. Время едино в своём потоке. Стремление разъять его, рассоединить на старое и новое, приводит только к увеличению энтропии. И это увеличение может стать катастрофическим. Привести к хаосу. К смерти всей планеты. И вот когда мы поняли это, то большинством голосов решили прекратить активную деятельность Разрушителей. И тогда же последний ловец Дракона перестал охотиться на Чёрного Доминика. Мы решили: пусть Чёрный Дракон хранит свой магический перстень. Но не от нас. Впрочем, всегда найдутся и другие. Не члены нашего Братства, одиночки, которым захочется изменить Время.
— Но как же так?! — Глеб поднял на Евгению потрясённый взгляд. — Меня же подготовили как ловца. Мне показали статьи об ужасах и убийствах, творимых Чёрным Драконом. Его фотографии, наконец.
— Кто-то работает для себя! — отрезала Евгения. — Мои программисты вошли в твой компьютер и прочли заметки о зверствах Дракона. Так вот сразу скажу: это не его дела. И меня очень интересует — чьи.
