— С удовольствием, — ответил я, — даже лавки удобнее седла, которое то и дело подпрыгивает, а то и вовсе пытается сбросить узурпатора.
Он с неподвижным лицом смотрел, как я сажусь, расставляю ноги, это чтобы ощутить себя по-хозяйски, все мы нуждаемся в чувстве уверенности, затем сам медленно опустился напротив на простую деревенскую лавку, только и всех удобств, что оструганную.
— Слушаю вас, ваше высочество.
Я постарался укрепиться духом, никто не должен чувствовать мой страх и мою растерянность, проговорил почти легкомысленным тоном:
— Как прошла беседа с Господом Богом?
— Я просто просил дать мне силы, — ответил он сумрачно. — И вразумить, как действовать в стране, что вся населена еретиками.
Я ответил осторожно:
— Кто надеется только на Бога, того он наказывает за легковерие. Бог думает о нас. Но он не думает за нас.
— Я не спрашивал у Господа, — сказал он, — как мне поступить. Но когда излагаешь свои доводы не другому человеку, а Господу, сам начинаешь смотреть на них несколько иначе. И видеть то, что не увидел бы, рассказывая даже лучшему другу.
— Да, — согласился я, — все мы что-то да весьма приукрашиваем, а когда излагаем Господу, то привираем совсем немножко. Это да, вы правы, ваше преосвященство. Может быть, сработает наглядное сравнение? Местное население увидит преимущества нашей жизни, высокий достаток, лучшую одежду, прекрасной выделки сапоги, здесь таких не делают, не говоря уже о наших доспехах, оружии, великолепных конях, упряжи… а повозки на рессорах?
Он вздохнул, покачал головой, лицо помрачнело.
— Не пойдет, — ответил он кратко. — Вера невосприимчива к фактам и уступает только другой вере.
Я взглянул на него в некотором удивлении: а Геллерий еще и умен… Впрочем, он же не сельский попик, а епископ, дураки так высоко не пробиваются.
— Жаль, — сказал я, — но, уверен, вы сумеете доказать, что и вера наша лучше.
Он кивнул, посмотрел на меня уже очистившимся глазами, взгляд стал острым.
— Ваше высочество, вас привели ко мне не вопросы веры?
— Увы, — ответил я сокрушенно, — хотел бы я заниматься только высокими вопросами, как вот вы, но приходится идти по жизни, сжимая в руке не крест, а меч. У меня несколько необычный вопрос, ваше преосвященство… Чем можно убить человека, который сам по себе бессмертен?
Его брови полезли вверх, а взгляд стал еще острее.
— Ваше высочество?
— В буквальном смысле, — пояснил я. — Убить человека… в смысле, убить его тело. На душу я не посягаю, это дело… гм… Господа.
Он уловил мою заминку, но не придал ей значения, не сводил с меня пронизывающего взора.
— Поясните свои слова, ваше высочество… Что значит бессмертен?
— А то и значит, — ответил я сокрушенно. — Я, собственно, ничего не имею против бессмертия, это и обещал нам Господь… ну, там далеко, в Царстве Небесном, однако уже сейчас по земле бродит один великий грешник. Даже величайший.
— Агасфер? — переспросил он и, видя недоумение на моем лице, пояснил: — Вечный Жид, некогда оскорбивший Христа и теперь дожидающийся его возращения, чтобы испросить прощения.
Я отмахнулся.
— Да тот пусть ходит, он не вредит, сам мучается, а это хорошо, когда другие мучаются, а не мы, они равновесие поддерживают для нас. А вот что барон Вимборн бессмертен и неуязвим, это не зело. Мерзавец упивается властью, мучает людей, наслаждается зрелищем их казней…
Он пробормотал:
— И такой человек обрел бессмертие? Это меняет дело… Он может нанести много вреда людям.
— Уже наносит, — сообщил я. — И нанесет еще больше.
Он уточнил:
— Целым народам.
Я вздохнул.
— Он может сделать намного хуже.
— Что, ваше высочество?
— Он может подпортить мою репутацию, — пояснил я. — Якобы не могу справиться.
Он посмотрел на меня несколько странно, но ничего не ответил, только покачал головой.
— Молитесь, сын мой, — произнес он после долгой паузы со скорбью в голосе. — Господь услышит вашу молитву.
— А ответит?
Он пожал плечами.
— Обязательно… но мы не всегда понимаем, что это и был его ответ. Неисповедимы пути Господни, так и его замыслы. Мы вообще не догадываемся, какие у него планы насчет всего человечества.
Я ответил кисло:
— Спасибо, ваше преосвященство. Но я предпочел бы от Господа ответ попонятнее. Думаю, если лишить жизни барона Вимборна, это и будет волей Господа, да только как?
Геллерий задумался совсем уж надолго, лицо стало очень озабоченным, перекрестился с усердием.
— Мало у нас своих трудностей, — пробормотал он. — Неуязвимый злодей, гм… Это Норберт о нем узнал?
Я ответил уклончиво:
— Не совсем. Его… опередили.
— Интересно, — сказал он отстраненно, — кто же это? Обычно Норберт собирает все данные еще до того, как что-то случится.
Я скупо улыбнулся.
— Да, ваше преосвященство, с Норбертом редко бывает, чтобы кто-то его опередил. Так что подскажете?
Он покачал головой.
— Ваше высочество, мои умения лежат… в области воздействия на массы воинов. Я не силен в одиночных схватках…
— Полноте, — возразил я, — мне приходилось видеть, как вы одним словом уничтожали нечисть, а нежить при одном вашем появлении превращается в слизь и пропадает.
— То была слабая нечисть, — пояснил он. — Вообще-то я не боец и плохо знаю, как сражаться с главными демонами… или даже просто могучими.
Я с досадой ударил кулаком по столу.
— Но Вимборна нужно остановить!.. Он сеет ужас своей неуязвимостью. Аппетиты его быстро растут. Пока что он наслаждается полной свободой грабить и насиловать, но если ему вздумается захватить власть и стать королем?
— Прольются реки крови, — пробормотал он. — Это… недопустимо. Господь такое не допустит.
— Господь и не такое допускал, — ответил я с досадой, заметил испуг в его глазах и уточнил благочестиво: — Разумеется, чтобы то ли наказать нас, то ли не дать возлежать на лаврах. Потому мы должны сами. Ковчег Ною не Господь строил!
Он некоторое время вздыхал и мялся, лицо стало совсем желтым, наконец сказал с неохотой:
— В вечночерном лесу, что в королевстве Аганд, живет аскет… Говорят, он знает все. И у него есть ответы.
— Тоже на все? — спросил я с придыханием.
— Так говорят, — подтвердил он. — Однако есть трудность…
— Еще бы, — сказал я с тоской. — Хотя бы что-то досталось мне без трудностей!
