Блин, и здесь работа, которую я всегда старался избежать.
Часть вторая
Глава 1
Я рухнул рядом, грудь бурно вздымается, а дыхание идет со свистом, как у матерого дракона. Джоанна с раскрытым ртом и вытаращенными глазами, из которых все еще бегут слезы катарсиса, лежит неподвижно, только дышит так же часто.
— У вас и коготки, — проговорил я хриплым голосом. — Хотите, принесу ножницы?
Она ответила испуганным шепотом:
— Это я, наверное, от вашего насилия пыталась спастись и… вырывалась.
— Странно, — сказал я задумчиво, — поцарапана спина, а не грудь.
— Я не помню, — прошептала она. — Я думала, что умираю. Нет, не знаю, я ничего не думала. Я просто… умирала.
— Теперь долго жить будете, — заверил я. — Как и я… Если пережил такое, то даже не знаю, что меня может убить вообще.
Некоторое время оба недвижимо лежали рядом, как двое переживших катастрофу и теперь выброшенных без сил на берег, восстанавливали дыхание и приходили в себя.
Я чувствовал смутную гордость, что не поленился, а раскачал эту девственницу на адекватный ответ, хотя мог бы проще, как обычно поступаю, но я же отвечаю за тех, кого приручаю и насилую, потому и вот так, увы, нет для крупного государственного деятеля ни минуты отдыха, а только работа и работа.
Отдышавшись, она вытерла слезы и, повернув голову, посмотрела на меня из-под приспущенных ресниц.
— Теперь пойдете насиловать моих сестер?
Я подумал, почесался, снова подумал, но получается плохо, кровь что-то не спешит возвращаться туда, где и должна быть у государственного деятеля межкоролевских масштабов, намекает, что сейчас можно все повторить по упрощенной формуле, зря ли старался так усердно, но я напомнил себе, дураку, что лучший способ не портить отношения — это обходиться без них, а если уж не получилось, то свести к минимуму.
Она замерла в ожидании моего ответа, глаза стали испуганными и несчастными.
— Сейчас, — ответил я хриплым голосом, — меня хоть самого насилуй… Отложим ваших сестер.
— Как, — спросила она, — отложим?
— На сладкое, — объяснил я.
Она распахнула глаза, помедлила, а когда заговорила, в ее милом голоске прозвучал настоящий сарказм:
— Изнасилование меня вам показалось горьким?
— Нет-нет, — поспешно возразил я, — это было весьма… показательное. Больше так делать не буду, обещаю.
— Во мне что-то не… такое?
Я заверил:
— Все очень даже сладко, уверяю вас, принцесса… Как будто сожрал большой торт в одиночку. Ваше высочество, можно я вас буду звать Джоанной?
Она подумала, что-то там взвешивала и долго прикидывала, очень рассудительная девочка, несмотря на потрясение от зверского изнасилования, наконец ответила милостиво:
— Можно, ваше высочество.
— А я Ричард, — представился я. — Будем знакомы… гм… ближе. Теснее, как говорят дипломаты и крупные государственные деятели вроде меня.
— Так что, — напомнила она, — насчет…
— Нет-нет, — сказал я поспешно. — Просто… гм… у меня появилась смутная идея…
— Мне узнать можно?
— Вам все можно, — ответил я. — Понимаю, что если не отвечу добровольно, вы из меня клещами вытащите. Идея странная, но, думаю, знатоков права смогу убедить…
Она повернулась ко мне на бок и смотрела большими блестящими глазами, уже полностью оправившись от потрясения.
— Ну-ну!
— Идея о замещении, — объяснил я.
— А это что?
Я пояснил:
— Если принцесса Изольда смогла подложить вместе себя на первое брачное ложе свою служанку, то старшая сестра точно сможет заменить младших! Я имею в виду, что можно бы изнасиловать вас еще и за сестер…
Она завизжала и, обхватив меня руками за шею, вся прижалась горячим и мягким, как растопленный воск, телом.
— Правда?
— Какая любовь к сестрам, — пробормотал я. — Надо же. Почему везде говорится только о братской любви?.. Даже несмотря на пример Каина и Авеля?.. Погодите, принцесса. Я не сказал, что так и будет.
Она спросила быстро:
— А что вам мешает?.. Я вот! Терзайте меня, упивайтесь своей похотью, делайте все свои гнусности, я разве против?.. Еще как не против! Ведь вы меня уже всем гнусностям этого непристойного занятия обучили?
— Да дело не в вас, — пояснил я. — Сперва нужно посоветоваться со знающими людьми. Вот прибудет сэр Растер, великий знаток рыцарских обычаев во всех проявлениях и девиациях, тогда все и решим окончательно.
Она сказала с негодованием:
— Но вы же властелин! Вы все решаете! Хотите насилуете, хотите…
— …вас насилуют, — договорил я, — нет уж, у нас демократия и гуманизм.
Она прошептала в испуге:
— А что это?
— Не скажу, — ответил я, — это стыдно, а вы такая юная и все еще неразвращенная.
— Как, все еще?
— Увы…
— А… когда?
— Я местами демократ, — ответил я с достоинством. — Некоторые особенно щекотливые вопросы не могу решать в одиночку, это сатрапство и абсолютизм, до которого мне еще далеко, к счастью… с месяц, а то и больше.
Она вряд ли поняла, что я сказал, но суть уловила и поинтересовалась практично:
— А в неделю уложиться не можете?
Я признался с неохотой:
— Могу. К сатрапству катиться всегда легче, чем карабкаться к демократии.
Она сказала довольно:
— Тогда вы сатрап?
— Еще нет, — сообщил я. — Мне и к сатрапству тоже карабкаться, потому что все наше общество в настоящий момент переживает досатрапий период. А вот после долгого периода сатрапства с его необыкновенным расцветом культуры, искусства, науки, просвещения, архитектуры и великих продвижений в сторону цивилизации… начнется демократизация с ее вниманием к запросам простолюдинов, а мы все знаем, что нужно простолюдинам, не так ли?
Она переспросила обалдело:
— А что, им тоже что-то нужно?
— Увы, — ответил я со вздохом. — Начнется резкий упадок культуры, искусства, науки и всего великого, зато будет дозволено все то, что сдерживалось нравственными законами, а это значит, мы тоже можем… ну, все!
Она слушала обалдело и, как любая женщина, что леди только по манерам и поведению, все пропустила мимо ушей, очень ей надо выслушивать это умничанье, сказала со льстивой улыбкой:
— О, мой лорд и господин, я не могу поверить, что вас, такого сильного, могут остановить какие-то законы.
