Он стоял рядом с большим хрустальным шаром у дальней стены комнаты. Поначалу я решила, что он склонился над ним, чтобы разглядеть нечто в его прозрачных глубинах. Наверное, именно так он за мной шпионил, когда я кратко и бесполезно пообщалась с представителями вверенных мне стран. Но потом я заметила, что он сгорбился, одна рука лежит на полированной поверхности шара, голова безвольно опущена, а другую руку я не могу разглядеть — мешают свесившиеся на лицо волосы. Но тут то ли угловатость движений, то ли еще что немедленно всколыхнули мою память. Он всхлипнул, и все стало разом понятно: наедине с собой в собственной лаборатории, накануне очередного триумфа своего бога, Вирейн плакал.
Мой гнев угас. Плохо, конечно. И недостойно мужественной даррской женщины. Я понятия не имела, почему он плачет. Возможно, мера злодейств переполнилась и остатки его совести вдруг решили взбунтоваться. А может, он споткнулся и палец на ноге ушиб. Но я стояла и смотрела, как он плачет, — плачет, как не стал плакать Теврил, Теврил ведь сдержался, — так вот, я стояла и думала: он оплакивает мать? Вдруг хотя бы одна из этих слезинок предназначена ей? А ведь мало кто оплакал ее уход. Разве что я.
И я закрыла дверь и ушла.
* * *
Дура я.
Да. Даже тогда ты не желала знать правду.
А я ее знаю?
Сейчас — да. Тогда — не знала.
Почему…
Ты умираешь. Твоя душа разделилась. И беспокоит тебя совсем другое воспоминание.
Чего ты хочешь, спросил меня Ночной хозяин.
* * *
Симина обнаружилась в своих покоях — примеряла бальное платье. Белое — неудачный для нее цвет, кстати. Бледная кожа, белоснежная ткань — никакого контраста. И в результате она выглядела поблекшей и увядшей. Но в целом платье было очень красивым. Его сшили из какой-то блестящей ткани, а по лифу и в складках юбки пустили россыпи мелких бриллиантов. Они посверкивали, когда она поворачивалась туда и сюда по просьбе портных, стоявших перед возвышением.
Я терпеливо дождалась, пока она закончит отдавать им распоряжения. У дальней стены на подоконнике сидел человеческий двойник Нахадота и отрешенно созерцал садящееся солнце. Если он и услышал, как я вошла, то не подал виду.
— Должна признаться, ты пробудила мое любопытство, — пропела Симина, соизволив наконец ко мне повернуться.
Я почувствовала виноватое — правда, краткое — удовольствие, разглядев здоровенный синяк у нее на скуле. Неужели не могли волшебством свести? Какая жалость.
— Что привело тебя в мои апартаменты? Неужели ты решила умолять пощадить твоих варваров?
Я покачала головой:
— Это было бы бессмысленной тратой времени.
Она улыбнулась — почти ласково.
— Да, это правда. Итак. Чего ты хочешь?
— Ты мне сделала одно предложение. И теперь я хочу им воспользоваться, — проговорила я. — Надеюсь, уговор остался в силе?
И снова судьба вознаградила меня — Симина, судя по выражению лица, вообще не поняла, о чем речь.
— Что за уговор? Разве я тебе что-то предлагала, дражайшая кузина?
Я кивнула в сторону неподвижной фигуры на подоконнике. Теперь я могла разглядеть, что на нем есть одежда. Обычная черная рубашка и такие же штаны. И — для разнообразия — железный ошейник. Никаких серебряных выкрутасов. Что ж, так даже лучше. Его наготу я находила абсолютно безвкусной.
— Ты сказала, что я могу как-нибудь воспользоваться услугами твоего… домашнего питомца.
Наха за спиной Симины развернулся и уставился на меня. Карие глаза раскрылись во всю немалую ширину. Симина тоже вытаращилась, кстати. А потом расхохоталась.
— Ах вот оно что! — И она подбоченилась — портные заметались в полном отчаянии. — Ну что ж, кузина, не скрою — замечательный выбор. С ним гораздо приятнее, чем с Теврилом. Но — прости за столь личный вопрос — ты… такая… маленькая и… слабенькая. А Наха — о-о-о-о… он так… силен… Ты — уверена?
Я не обратила ровно никакого внимания на изливающийся на меня поток оскорблений.
— Да, уверена.
Симина покачала головой — она была заинтригована.
— Как скажешь, милая. Так или иначе, сейчас я в нем не нуждаюсь. Он сегодня слишком слаб. Возможно, как раз в кондиции для тебя, хотя…
Она задумалась и посмотрела в окно. Видно, прикидывала, сколько осталось до заката.
— Ты, конечно, знаешь, как опасен закат.
— О да, — улыбнулась я.
Она нахмурилась — но лишь на мгновение. Я бестрепетно продолжила:
— Я не хочу умереть раньше, чем положено.
Некоторое время она подозрительно таращилась на меня. У меня внутри все свилось в тугой узел. А потом она… просто пожала плечами.
— Иди с ней, — приказала она, и Нахадот встал.
— Сколько я должен с ней пробыть? — бесстрастным голосом поинтересовался он.
— Оставайся с ней до самой смерти! — И Симина распахнула руки в подобии великодушного объятия. — Разве могу я отказать в последней просьбе? Но пока будешь ею заниматься, Наха, смотри — не изнуряй ее слишком сильно. Она должна держаться на ногах и быть в здравом уме. Послезавтра утром она нам понадобится в целом виде.
Железная цепь тянулась от ошейника к ближайшей стене. Симина отдала приказ, и она отпала от кольца. Наха подобрал болтающийся конец, а потом повернулся ко мне с непроницаемым видом.
Я вежливо склонила голову, благодаря Симину. Она не обратила на меня внимания — портной уколол ее булавкой, и она взвизгнула от ярости. Я вышла из комнаты, не оглядываясь. Сейчас Нахадот пойдет за мной или чуть позже, мне все равно.
* * *
Если бы я была свободной, чего бы я пожелала?
Мира и спокойствия для Дарра.
Понять, за что и ради чего умерла мать.
Чтобы в мире все изменилось к лучшему.
А для себя…
Да. Теперь я понимаю. Я тоже выбрала того, кто будет определять мой облик.
* * *
— Она права, — подал голос Наха, когда мы оказались у меня в комнатах. — От меня сейчас мало проку.
Он произнес эти слова равнодушным голосом. Но я почувствовала в них горечь.
— Ну и прекрасно, — отозвалась я. — Не очень-то и хотелось.
Я отошла и встала перед окном.
За спиной долгое время молчали. Потом он подошел поближе.
— Что-то изменилось. Ты стала другой.
Свет падал так, что стекло бликовало, и я не могла разглядеть его отражения — но уверена, он смотрел настороженно.
— Со времени нашей последней встречи слишком много всего произошло.
Он положил руку мне на плечо. Я не сбросила ладонь, и он прихватил второе, а потом осторожно развернул меня лицом к себе. Я не сопротивлялась. Он долго смотрел мне в глаза, старался там что-то вычитать. Возможно, хотел запугать меня — не знаю.
