В течение полутора лет Лизавета работала лаборанткой в
каком-то институте, фасовщицей в супермаркете, регистраторшей в участковой
поликлинике, официанткой в бистро, разносчицей телеграмм. То есть только так
говорилось, что работала, на самом деле она не могла продержаться ни на одной
новой работе больше месяца. Она путала химические реактивы и карточки больных,
а также ценники на товарах. Владелец бистро уволил Лизавету за то, что она
слишком долго задерживалась у столиков мужчин, обедавших в одиночестве, а жена
писателя Вострикова, которому Лизавета принесла поздравительную телеграмму,
едва не спустила смазливую почтальоншу с лестницы. Та вздумала сама поздравлять
юбиляра слишком нежно, так что удивленная жена, придя из магазина, застала в
прихожей целующуюся парочку.
В торговлю родители Лизавету не пускали, папа справедливо
рассудил, что дуреха-дочка тут же проторгуется, все навесят на нее, а
расплачиваться придется ему.
После кражи терпение у родителей лопнуло. Бабушка Лизаветы к
тому времени умерла в далекой провинции, отец продал крепкий деревенский дом с
фруктовым садом, а также старинную икону в серебряном окладе, лампу на
бронзовой подставке в виде греческого бога Аполлона и антикварную вазу
молочно-белого оникса с золотыми ручками. Вырученных денег хватило на скромную
однокомнатную квартирку в спальном районе далеко от метро.
На новоселье родители купили дочке двуспальную кровать и
подарили свой старенький холодильник, после чего отец открытым текстом объявил
дочери, чтобы больше она на них не рассчитывала.
Лизавета ужасно обрадовалась. Она считала, что ей не везет с
мужчинами только из-за того, что мешают родители. А теперь, на свободе, личная
жизнь непременно наладится. Она хотела получить в собственность своего
собственного мужчину, любить и обихаживать его в отдельной квартире.
Но никак не получалось. Недостатка в кавалерах не было –
Лизавета была по-своему привлекательна, опять же квартира, хоть и неказистая,
но все же своя. Но попадались все какие-то личности несерьезные и
неблагодарные.
По рекомендации прежней соседки, той самой Лидии, которой до
всего было дело, Лизавета устроилась на рынок. Лидия сидела там в палатке и
взяла Лизавету в помощницы. Денег перепадало Лизе маловато, однако хватало на
питание и неотложные нужды.
Каждого встреченного мужчину Лизавета тотчас приводила в
дом, окружала его любовью и заботой, готовила еду, обстирывала, пришивала
пуговицы и даже штопала носки. Откуда-то появлялись у нее трудолюбие и навыки.
Неблагодарные сожители такой Лизаветиной заботы совершенно не ценили, пили-ели
на ее деньги, после чего начинали скандалить и даже распускали руки. Лизавета
кротко терпела такое отношение, тогда сожители просто уходили, обругав ее
напоследок и прихватив на память кое-что из квартиры.
Один украл новый электрический чайник, другой – простенькое
колечко с бирюзой, которое та самая умершая в деревне бабушка подарила любимой
внучке на шестнадцатилетие, третий позарился на новые зимние сапоги, Лизавета
все удивлялась, зачем они ему понадобились, пока практичная Лидия не вправила
ей мозги – подлец продаст их на толкучке задешево.
Потом Рашид, знакомый хозяина торговой палатки, которого
неразборчивая Лизавета подцепила прямо на рабочем месте, как-то вечером ни с
того ни с сего впал в ярость и избил ее до крови. Соседи, услышав истошные крики,
вызвали милицию – так Лизавета познакомилась с милиционером Федором
Степановичем. Рашида он быстро успокоил и даже оформил на пятнадцать суток, а
сам стал захаживать к Лизавете на огонек. Был он немолод – прилично за сорок,
имел жену и двоих детей, так что Лизавета особенных планов насчет него не
строила. Однако он ходил раз в неделю, пил чай с пряниками и все оглядывал
квартиру и даже зачем-то обмерил кухню.
Потом вдруг попросил Лизавету временно прописать в квартиру
его племянника из Боровичей. Лизавете неудобно было отказывать приличному
солидному человеку, она согласилась.
Племянник оказался небольшого роста тщедушным белобрысым
парнем с вечно слезящимися глазами, розовыми, как у простуженного кролика.
Однако держался он с Лизаветой вежливо, не пил и даже делал кое-что по
хозяйству.
Через некоторое время она привыкла к Геночке, как к родному,
а Федор Степанович стал уговаривать ее выйти за Гену замуж. Парень хороший,
непьющий, с руками, дядя устроит его на работу в милицию, и будет Лизавета за
ним как за каменной стеной. Лизавета умом была согласна, однако где-то в
глубине души сидел маленький неприятный червячок – уж больно неказист был дядин
племянник, да еще эти вечно слезящиеся глаза. Не таким виделся ей муж. Но
выбирать не приходилось, так что они подали заявление в ЗАГС и сыграли свадьбу
через месяц. Приехала многочисленная родня из Боровичей, гуляли долго, больше
недели, Лизавета не успела осознать себя в роли хозяйки и замужней женщины,
потому что в??е время находилась в подпитии. Как-то так получалось, что Федор
Степаныч был все время рядом и подливал и подливал ей вина.
– Ну, все ясно, – прервала Лизавету Лола, которой
до чертиков надоела и эта несуразная девица, глупая и невезучая, и то, как
напоказ суетился вокруг нее Маркиз.
Лоле хотелось встряхнуть идиотку как следует, так чтобы
мозги у той перемешались, может, они на место встанут, и будет хоть какая-то
польза.
Хотя вряд ли, нет в этой голове никаких мозгов и никогда не
было, сплошной монолит, или, скорее, пустота.
– Можешь не продолжать, – сказала она, –
увели у тебя квартирку-то, ясен пень…
– Точно. – Лизавета тяжко вздохнула и опустила
голову. – Оказывается, я им по пьяному делу какие-то бумаги подписала –
ну, что Генке квартиру дарю и никаких претензий не имею. Вот зачем мент-то меня
обхаживал, одного чаю цистерну выпил…
– А то мы не догадались, – сварливо сказал Маркиз,
ему было жалко Лизавету. – Что дальше было?
Дальше тоже все шло по известной схеме.
В один далеко не прекрасный день Лизавета очнулась в комнате
милиции при вокзале. Ее замели тамошние менты, потому что валялась на скамейке
в неприличном виде вдребезги пьяная. С собой у нее был чемодан с вещами и
паспорт, где черным по белому было сказано, что гражданка Пастухова прописана в
г. Боровичи по адресу такому-то. Менты на вокзале попались незлые, напоили
Лизавету чаем и по доброте душевной хотели пристроить на поезд, еле она
отбрыкалась.
В своей квартире Лизавета застала только новую железную
дверь, а за ней – полную тишину. Она звонила и пинала дверь ногами, так что
соседи, которым осточертела двухнедельная гулянка с пением, танцами и
мордобоем, вызвали милицию. Словно чертик из табакерки явился тут Федор
Степанович и уволок Лизавету в машину. А там показал маленький пакетик с чем-то
белым и сообщил, скучно глядя в окно, что если она сей же час не скроется с его
глаз навсегда, то он оформит гражданку Пастухову по делу о распространении
наркотиков и обеспечит приличный срок. Лизавета испугалась и выскочила из
машины.
