Дикие земли. Наверняка это они.
Диктор новостей говорит:
— Стремясь уничтожить последний очаг болезни, регуляторы и правительственные войска вступили в Дикие земли.
Смена кадра: солдаты в камуфляжной форме подпрыгивают на обочине автомагистрали, связывающей два штата, машут руками и улыбаются в камеру.
— В то время как Консорциум собрался, дабы обсудить будущее этих неизученных районов, президент выступил перед прессой с внеплановой речью, в которой поклялся отыскать всех оставшихся заразных и проследить, чтобы они были излечены или понесли наказание.
Смена кадра: президент Собел упирается руками в трибуну оратора — его печально знаменитая манера, — словно едва сдерживается, чтобы не обрушить ее на публику за камерами.
— Для этого понадобятся время и войска. Потребуются бесстрашие и терпение. Но мы выиграем эту войну...
Смена кадра: сложенная из кусочков картина — зеленое и серое, растительность, и дым и крохотные, остренькие язычки пламени.
Новый кадр: растительность, речушка вьется между сосен и ив.
Еще один: деревья сожжены, красная почва обнажилась.
— Вы видите кадры аэрофотосъемки, сделанные по всей стране, в тех местах, где наши войска разворачивают охоту на последних носителей болезни...
И только сейчас до меня доходит, что Лина, скорее всего, мертва. Как только я не понимала этого раньше? Я смотрю на дым, поднимающийся над деревьями, и мне представляется, что с ним улетают в небо частички Лины - ногти, волосы, ресницы, превращенные в пепел.
— Выключите! — распоряжаюсь я, сама не знаю почему.
Все четыре официанта тут же оборачиваются. Они проворно вскакивают со стульев, подтягивают галстуки и начинают заправлять рубашки в черные брюки.
— Чем мы можем быть полезны, мисс? — вежливо спрашивает один из них, постарше. Другой выключает телевизор. Неожиданно воцаряется тишина.
— Нет, я... — Я качаю головой. — Я просто ищу дорогу обратно в бальный зал.
Официант лишь моргает, сохраняя невозмутимое выражение лица. Он выходит в коридор и указывает в сторону лифтов. До них меньше десяти футов.
— Вам нужно всего лишь подняться на один этаж, выше. Бальный зал будет в конце коридора. — Он, должно быть, считает меня идиоткой, но тем не менее любезно улыбается. — Если желаете, я провожу вас наверх.
— Нет! — излишне энергично отзываюсь я. — Нет, я доберусь сама.
И я практически пускаюсь наутек, чувствуя на себе взгляд официанта. К моему облегчению, лифт приходит быстро, и, когда дверцы закрываются за мной, я перевожу дух. На мгновение прижимаюсь лбом к холодящей кожу стене лифта и делаю глубокий вдох.
Что со мной такое?
Когда двери лифта разъезжаются, на меня накатывает гул голосов и грохот аплодисментов. Я сворачиваю за угол и вступаю под ослепительный свет люстр бального зала в тот самый миг, когда тысячи голосов эхом повторяют: «За вашу будущую жену!»
Я вижу Фреда на сцене, он поднимает бокал с шампанским цвета жидкого золота. Я вижу, как тысяча настороженных и надменных лиц поворачиваются ко мне, словно множество чванливых лун. Я вижу еще шампанское, более прозрачное, еще больше кружащее голову.
Я поднимаю руку. Машу. Улыбаюсь.
Новый взрыв аплодисментов.
В машине по дороге домой с вечеринки Фред молчит. Он заявил, что хочет побыть со мной наедине, и отослал свою мать и моих родителей первыми, с другим водителем. Я предположила, что он хочет что-то сказать мне, но нет. Фред сидит, скрестив руки и низко опустив голову. Со стороны может показаться, что он спит. Но я узнаю эту позу — он унаследовал ее от отца. Она означает, что Фред думает.
— Мне кажется, это был успех, — произношу я, когда тишина становится нестерпимой.
Фред отвечает невнятным мычанием и трет глаза.
— Устал? — спрашиваю я.
— Нет, ничего. — Фред поднимает голову. Потом вдруг подается вперед и стучит по стеклу, отделяющему нас от водителя. — Том, будьте любезны, остановите на минуту.
Том немедленно прижимается к обочине и заглушает двигатель. Уже темно, и я толком не вижу, где мы находимся. С другой стороны машины виднеется темная стена деревьев. Как только фары выключаются, темнота становится угольно-черной. Единственный источник света — уличный фонарь футах в пятидесяти от нас.
— Что мы?.. — начинаю я, но Фред прерывает меня.
— Помнишь, как я объяснял тебе правила гольфа? — спрашивает он.
Настойчивость, звучащая в его голосе, и внезапность вопроса настолько поражают меня, что я лишь киваю в ответ.
— Я тебе говорил, — продолжает Фред, — насколько важна роль кадди, мальчишки, который подносит игрокам клюшки. Тот, кто всегда стоит у тебя за спиной. Невидимый союзник, тайное оружие. Без хорошего кадди даже лучшему игроку в гольф придется нелегко.
Хорошо.
В машине тесно и слишком жарко. От Фреда неприятно пахнет перегаром. Я пытаюсь открыть окно, но у меня, конечно же, ничего не получается. Двигатель выключен, и окна заблокированы.
Фред возбужденно проводит рукой по волосам.
— Я что хочу сказать: ты — мой кадди. Понимаешь? Я жду от тебя... мне нужно, чтобы ты стояла у меня за спиной всегда.
— Я стою, — отвечаю я, потом, кашлянув, повторяю: — Я стою.
— Ты уверена? — Фред подается вперед еще на дюйм и кладет руку мне на ногу. — Ты будешь поддерживать меня всегда, что бы ни случилось?
— Да. — Я ощущаю вспышку неуверенности — а за нею следом и страха. Я никогда прежде не видела, чтобы Фред был столь настойчив. Он с такой силой сжимает мое бедро, что я боюсь, как бы там не остались синяки. Ведь для этого и придуманы пары.
Фред смотрит на меня еще секунду, потом внезапно отпускает.
— Хорошо, произносит он. — Он небрежно стучит но стеклу между нами и водителем, и Том воспринимает это как сигнал ехать дальше. Фред откидывается на спинку сиденья, словно ничего и не произошло. — Я рад, что мы понимаем друг друга. Касси никогда меня не понимала. Она меня не слушала. В этом в значительной мере и заключалась проблема.
Машина трогается.
— Касси? - Мое сердце с силой бьется об грудную клетку.
— Кассандра. Моя первая пара. — Фред натянуто улыбается.
— Я не понимаю, — признаюсь я.
Несколько мгновений Фред молчит. Потом вдруг говорит:
— Ты знаешь, в чем заключалась проблема моего отца?
Я вижу, что он не ждет ответа, но все равно качаю головой.
— Он верил в людей. Он верил, что, если только показать людям верный путь, путь к здоровью и порядку, способ быть свободными от несчастья, — они сделают правильный выбор. Они послушаются. Он был наивен.
