Воспоминания, как обычно, приносят с собою боль. Но я уже успела привыкнуть к ней, я жду, пока она пройдет, и она проходит.
Я включаю фонарик и вожу лучом по лесу. В его бледно-желтом свете переплетение деревьев и кустов выглядит выцветшим и невероятным. Я снова выключаю фонарик. Если Алекс с Джулианом ушли куда-то вместе, у меня мало надежды отыскать их.
Я уже совсем собираюсь вернуться внутрь, как слышу крик. Меня пронзает страх. Это голос Джулиана.
Я бросаюсь вправо, в густую поросль, ломлюсь на звук, размахивая фонариком, чтобы проложить путь среди ползучих растений и сосновых веток.
Через минуту я вылетаю на большую поляну. На мгновение я перестаю соображать, мне кажется, будто я выскочила на берег большого серебряного озера. Потом я понимаю, что это автостоянка. Груда битого камня на ее краю указывает место, где когда-то, видимо, был дом.
Алекс с Джулианом стоят в нескольких футах от меня, тяжело дыша и свирепо глядя друг на друга. Джулиан зажимает нос рукой, сквозь пальцы сочится кровь.
— Джулиан! — Я кидаюсь к нему. Джулиан продолжает неотрывно смотреть на Алекса.
— Ничего страшного, Лина, — говорит он. Голос у него приглушенный и какой-то странный. Когда я кладу руку ему на грудь, Джулиан мягко отстраняет ее. От него слегка пахнет алкоголем.
Я разворачиваюсь к Алексу.
— Ты что творишь, черт побери?! —Алекс бросает на меня взгляд.
— Это получилось случайно, — бесцветным голосом произносит он. — Я слишком сильно размахнулся.
— Вздор! — бросаю я. Я поворачиваюсь обратно к Джулиану. — Идем, — негромко говорю я. — Идем внутрь. Приведем тебя в порядок.
Джулиан убирает руку от носа, потом подолом рубашки стирает кровь с губ. Теперь его рубашка покрыта темными полосами, почти черными в ночи.
— Исключено, — говорит он, так и не глядя на меня. — Мы только начали. Верно, Алекс?
— Джулиан!.. — взмаливаюсь я. Алекс перебивает меня.
— Лина права, — говорит он нарочито беззаботным тоном. — Уже поздно. Почти ничего не видно. Мы можем продолжить завтра.
Голос Джулиана тоже звучит беззаботно, но я слышу за этой беззаботностью гнев и горечь, которую не узнаю.
— Не стоит откладывать дела в долгий ящик.
Между ними повисает молчание, наэлектризованное, опасное.
— Пожалуйста, Джулиан! — Я беру его за руку, но он вырывает ее. Я снова поворачиваюсь к Алексу, желая, чтобы он посмотрел на меня, отвел взгляд от Джулиана. Напряжение нарастает, как будто нечто черное, убийственное сгущается в воздухе.
— Алекс!
Алекс, наконец, смотрит на меня, и на миг я вижу удивление на его лице — словно он не осознавал, что я здесь, словно лишь сейчас увидел меня. Удивление быстро сменяется сожалением, напряжение ослабевает, и я выдыхаю.
— Не сегодня, — произносит Алекс коротко. Потом он разворачивается и ломится через лес.
В ту же секунду — я не успеваю ни крикнуть, ни сделать что-либо — Джулиан срывается с места и хватает Алекса, роняет на бетон, и вот внезапно они уже катаются, вдавливая друг друга в землю. Я начинаю кричать: выкрикивать их имена, «стойте» и «пожалуйста».
Джулиан сверху Алекса. Он заносит кулак, потом опускает его на щеку противника, и я слышу глухой удар. Алекс плюет в него, упирается рукой в подбородок Джулиана, откидывая его голову назад, и толкает его. Мне кажется, будто я слышу отдаленный крик, но я не могу сосредоточиться на нем, не могу ничего сделать — только орать, пока у меня не начинает саднить горло. Потом свет фонарей вспыхивает где-то на краю зрения, как будто это меня ударили, и перед глазами взрываются цветные вспышки.
Алекс умело пользуется преимуществом и прижимает Джулиана к земле. Он бьет дважды, с силой, и я слышу жуткий треск. Теперь по лицу Джулиана течет кровь.
— Алекс, пожалуйста! — кричу я. Я хочу стащить его с Джулиана, но застываю от страха, прирастаю к земле.
Но Алекс то ли не слышит меня, то ли предпочитает не обращать на меня внимания. Я никогда не видела его таким: лицо Алекса горит яростью, и в лунном свете оно превращается в нечто жестокое и устрашающее. Я даже не могу больше кричать, не могу ничего делать — только захлебываюсь рыданиями и чувствую, что к горлу подкатывает тошнота. Все какое-то нереальное, замедленное.
Потом сквозь заросли проламываются Тэк с Рэйвен — вспотевшие, запыхавшиеся, с фонарями в руках, — и Рэйвен кричит и хватает меня за плечи, а Тэк сдергивает Алекса с Джулиана.
«Ты что, охренел?!»
И все снова начинает двигаться с нормальной скоростью. Джулиан кашляет и ложится обратно на землю. Я вырываюсь от Рэйвен, бегу к нему и падаю рядом на колени. Я мгновенно понимаю, что у него сломан нос. Лицо Джулиана залито кровью, а глаза превратились в щели. Он пытается сесть.
— Эй! — Я кладу руку ему на грудь и стараюсь проглотить комок в горле. — Ну-ка успокойся!
Джулиан снова расслабляется. Я чувствую, как его сердце толкается в мою ладонь.
— Что случилось?! — кричит Тэк.
Алекс стоит чуть в стороне от того места, где лежит Джулиан. Вся его ярость исчезла. Вид у него потрясенный, руки безвольно повисли. Он недоумевающе смотрит на Джулиана, словно не понимая, что это с ним стряслось.
Я встаю и иду к нему, чувствуя, как меня захлестывает гнев. Мне хочется сомкнуть пальцы на его горле, задушить его.
— Что это с тобой такое, черт побери? — негромко произношу я. Мне приходится проталкивать слова сквозь комок гнева в горле.
— Я... прости, — шепчет Алекс. Он трясет головой. — Я не хотел... Я не знаю, как это произошло. Прости, Лина.
Я знаю, что если он не перестанет смотреть на меня вот так вот — умоляюще, с просьбой о понимании, — я прощу его.
— Лина. — Он делает шаг ко мне, и я отступаю. На мгновение мы застываем так. Я чувствую на себе его пристальный взгляд и тяжесть его вины. Но я не смотрю на него. Не могу.
Потом Алекс разворачивается и исчезает в лесу.
Хана
Из моего текучего, изменчивого сна возникает видение и принимает облик.
Лицо Лины.
Лицо Лины, выступающее из тени. Нет. Не из тени. Она проталкивается наружу из пепла, из наноса золы и углей. Рот ее открыт. Глаза закрыты.
Она кричит.
«Хана!» Она зовет меня. Пепел сыпется в ее открытый рот, как песок, и я знаю, что Лину засыплет заново, она умолкнет, погрузится обратно во тьму. И еще я знаю, что у меня нет никаких шансов добраться до нее — нет ни малейшей надежды ее спасти.
«Хана!» — кричит она, а я стою недвижно.
«Прости меня», — говорю я.
