В конце концов, Макс перекрывает хаос состязающихся голосов и смеха.
— Что произошло? — Он смеется, запыхавшись от вопля. — Мы слыхали, что не спасся никто. Что это была резня.
Пиппа мгновенно делается серьезной.
— Это и была резня, — говорит она. — Мы потеряли сотни людей. Пришли танки и окружили лагерь. В ход пустили слезоточивый газ, пулеметы, снаряды. Это была кровавая баня. Крик стоял такой... — Пиппа не договаривает.
— Как вы выбрались? — спрашивает Рэйвен. Все тут же затихают. Теперь кажется ужасным, что всего лишь секунду назад мы смеялись, радуясь тому, что Пиппа в безопасности.
— У нас было очень мало времени, — говорит Пиппа. — Мы пытались предупредить всех. Но, вы же знаете, что там творилось — настоящий хаос. Нас никто не хотел слушать.
Позади Пиппы заразные выныривают из крытой автостоянки и нерешительно выходят на солнце — безмолвные, нервничающие, с широко раскрытыми глазами, словно люди, пережившие ураган и с изумлением обнаружившие, что мир все еще существует. Могу лишь воображать, что они успели повидать в Уотербери.
— Как вы пробрались мимо танков? — спрашивает Би. Мне до сих пор трудно думать о ней как о моей матери, когда она начинает вести себя как непоколебимый закаленный член сопротивления. Пока что я согласна позволять ей существовать в двух ипостасях: иногда она моя мать, а иногда вождь и боец.
— Мы не бежали, — говорит Пиппа. — Это было невозможно. Там все кишело солдатами. Мы спрятались. — По ее лицу пробегает судорога боли. Она открывает рот, словно собираясь еще что-то сказать, потом снова закрывает его.
— Где вы прятались? — не унимается Макс.
Пиппа с Бистом обмениваются не поддающимися расшифровке взглядами. На мгновение мне кажется, что Пиппа отказывается отвечать. Что-то произошло в лагере — нечто такое, что она не желает нам рассказывать.
Потом она откашливается и переводит взгляд обратно на Макса.
— Сперва мы спрятались в русле реки — еще до того, как началась стрельба, — говорит она. — В скором времени туда начали падать тела. И они стали для нас защитой.
— О Господи! — Хантер бьет себя кулаком в глаз. У него такой вид, будто его сейчас вырвет. Джулиан отворачивается от Пиппы.
— У нас не было выбора! — резко бросает Пиппа. - Кроме того, они все уже были мертвы. По крайней мере их тела на что-то пригодились.
— Мы рады, что ты это сделала, Пиппа, — мягко произносит Рэйвен и кладет руку Пиппе на плечо. Пиппа с благодарностью поворачивается к ней, лицо ее внезапно делается нетерпеливым и открытым, словно у щенка.
Я думала отправить вам сообщение на явку, но потом прикинула и поняла, что вы уже ушли оттуда, — говорит Пиппа. — Мне не хотелось рисковать, когда в этом районе войска. Слишком уж мы заметны. Потому я направилась на север. Мы наткнулись на этот улей случайно. — Она кивком указывает на огромную автостоянку. Та и вправду напоминает гигантский улей, теперь, когда все эти фигуры, наполовину скрытые в тени, смотрят на нас с разных этажей, то выбираясь на освещенные пятачки, то снова отступая в темноту. — Решили, что это хорошее место для того, чтобы спрятаться ненадолго и подождать, пока все уляжется.
— Сколько вас? — спрашивает Тэк. Уже десятки людей спустились и стоят, сбившись в кучу, неподалеку от Пиппы, словно стая собак, которых забили и заморили голодом и таким образом вынудили повиноваться. От их молчания делается не по себе.
— Больше трех сотен, — отвечает Пиппа. — Ближе к четырем.
Огромное количество. И все же это лишь незначительная часть людей, стоявших лагерем рядом с Уотербери. На мгновение меня заполняет слепящий, раскаленный добела гнев. Мы хотели свободы любить, а вместо этого нас превратили в бойцов и научили жестокости. Джулиан придвигается ко мне и обнимает за плечи, давая мне возможность прислониться к нему, словно поняв, о чем я думаю.
— Мы не видели никаких следов присутствия войск, — говорит Рэйвен. — Я полагаю, они пришли из Нью-Йорка. Раз у них были танки, они, должно быть, воспользовались одной из временных дорог вокруг Гудзона. Надеюсь, они ушли обратно на юг.
— Миссия выполнена, — с горечью произносит Пиппа.
— Вовсе нет, — снова подает голос моя мать. Но на этот раз он звучит мягче. — Борьба не кончена — она только начинается.
— Мы направляемся в Портленд, — сообщает Макс. — У нас там друзья — много друзей. Они заплатят за все! — добавляет он с внезапной свирепостью. — Око за око!
— И весь мир ослепнет, — негромко произносит Корал.
Все поворачиваются к ней. С тех пор как ушел Алекс, она практически не разговаривает, а я старательно избегаю ее. Мне физически больно от темной, затягивающей энергии, что поглотила и окружила ее. Я и жалею ее, и злюсь на нее. Как на напоминание о том, что он больше не мой и я не могу потерять его.
— Что ты сказала? — переспрашивает Макс с плохо скрытой агрессивностью.
Корал отводит взгляд.
— Ничего, — говорит она. — Всего лишь то, что когда-то слышала.
— У нас нет выбора! — гнет свою линию мать. — Если мы не будем сражаться, нас уничтожат. Дело не в мести. — Она бросает взгляд на Макса. Тот ворчит и скрещивает руки на груди. — Дело в выживании.
Пиппа проводит рукой по голове.
— Мои люди ослабели, — говорит она, в конце концов. — Мы ели какие-то крохи — крыс в основном, ну, и то, что удавалось отыскать в лесу.
— На севере будет еда, — говорит Макс. — Припасы. Как я уже сказал, у сопротивления есть друзья в Портленде.
— Я не уверена, что они согласятся, — признается Пиппа, понизив голос.
— Мы в любом случае не можем остаться здесь, — замечает Тэк.
Пиппа прикусывает губу и обменивается взглядами с Бистом. Тот кивает.
— Он прав, Пип, — говорит Бист.
Какая-то женщина, стоящая за Пиппой, внезапно подает голос. Она такая худая, что кажется, будто ее выстругали из деревяшки.
— Мы пойдем, — говорит она. Голос у нее на удивление низкий и сильный. Запавшие глаза на лице, похожем на обломок кораблекрушения, горят, словно тлеющие угли. — Мы будем сражаться.
Пиппа медленно выдыхает. Потом кивает.
— Ну тогда ладно, — произносит она. — Значит, в Портленд.
Когда мы подходим ближе к Портленду, когда свет и земля делаются более знакомыми — изобилующими растительностью и запахами, известными мне с детства, с самых долгих, самых давних воспоминаний, — я начинаю составлять собственный план.
Прошло девять дней с тех пор, как мы ушли с явки. Мы непомерно увеличились в численности. И вот мы заметили одну из портлендских пограничных оград. Только теперь это больше не ограда. Теперь это высоченная бетонная стена, безликая масса камня, испещренная рассветным светом неземного розового оттенка.
