В тишине я слышу собственное дыхание, прерывистое и отчаянное. На глаза мне наворачиваются слезы. Меня одновременно переполняют стыд, гнев и тошнота.
Хана медленно поворачивается ко мне. Она почти печальна.
— Я это заслужила, — произносит она.
Внезапно меня захлестывает изнеможение. Я устала сражаться, устала наносить и получать удары. Как странно устроен этот мир: люди, которые просто хотят любить, вместо этого вынуждены становиться воинами. Такова извращенная сущность жизни. Все, на что меня хватает, — это рухнуть обратно на стул.
— Я ужасно себя чувствовала после этого, — произносит Хана почти что шепотом. — Тебе следует это знать. Поэтому я и помогла тебе бежать. Я чувствовала... — Хана ищет нужное слово, — раскаяние.
— Ну а теперь? — интересуюсь я.
Хана поводит плечами.
— Теперь я исцелена, — говорит она. — Это совсем другое.
— Другое — это как? — На долю секунды мне хочется — сильнее всего на свете, сильнее, чем дышать, — чтобы я осталась здесь, с ней, и пусть все идет, как идет.
— Я чувствую себя более свободной, — говорит Хана. Я ждала от нее каких угодно слов, но не этих. Должно быть, Хана понимает, что я удивлена, потому что она продолжает: — Все словно... приглушенное. Словно слушаешь звуки из-под воды. Мне не приходится испытывать особых чувств по отношению к другим людям. — Уголок ее губ приподнимается в усмешке. — Возможно, как ты сказала, я никогда их не испытывала.
У меня начинает болеть голова. Чересчур. Все это чересчур. Мне хочется свернуться клубком и уснуть.
— Я не это имела в виду. Ты испытывала чувства — в смысле, к другим людям. Постоянно.
Я не уверена, что Хана меня слышит. Она говорит, словно высказывая запоздалое соображение:
— Мне не нужно ни к кому больше прислушиваться.
В ее тоне звучит нечто странное — почти победное. Когда я смотрю на Хану, она улыбается. Интересно, думает ли она о ком-нибудь конкретно?
Слышится звук открываемой и закрываемой двери и резкий мужской голос. Хана меняется в лице. Она мгновенно становится серьезной.
— Фред, — говорит она. Она быстро проходит к дверям позади меня и нерешительно выглядывает в коридор. Потом разворачивается ко мне, внезапно сделавшись напряженной. — Идем, — командует Хана. — Быстрее, пока он в кабинете.
— Куда идем? — спрашиваю я.
Хана на мгновение приобретает раздраженный вид.
— Задние двери выводят на террасу. Оттуда ты сможешь выбраться в сад, а из него — на Деннет-стрит. А по ней вернешься в Брайтон. Быстрее, — добавляет она. — Если он тебя увидит, то убьет.
Я настолько потрясена, что на мгновение застываю на месте и смотрю на Хану, разинув рот.
— Почему? — спрашиваю я. — Почему ты помогаешь мне?
Хана снова улыбается, но глаза у нее остаются затуманенными, непонятно что выражающими.
— Ты сама сказала. Я была твоей лучшей подругой.
Ко мне внезапно возвращаются силы. Хана позволяет мне уйти. Не дожидаясь, пока она передумает, я иду к ней. Она прижимается спиной к одной из створок двери, придерживая ее для меня, и каждые несколько секунд выглядывает в коридор, проверяя, свободен ли путь. Я уже готова проскользнуть мимо нее, но притормаживаю на миг.
Жасмин и ваниль. Она все-таки до сих пор пользуется ними. От нее пахнет по-прежнему.
— Хана, — говорю я. Я стою так близко к ней, что вижу золото, проступающее сквозь голубизну ее глаз. Я облизываю губы. — Здесь бомба.
Хана отдергивается на долю дюйма.
— Что?
У меня нет времени сожалеть о сказанном.
— Здесь, где-то в доме. Уходи отсюда, ладно? Уходи.
Она скажет Фреду, и взрыв окажется бесполезен, но мне плевать. Я любила Хану когда-то, а сейчас она помогает мне. Я в долгу перед ней за это.
Лицо Ханы снова становится непроницаемым.
—Сколько осталось времени? — отрывисто спрашивает она.
Я качаю головой.
— Десять минут. Самое большее пятнадцать.
Хана кивает, давая знать, что она все поняла. Я прохожу мимо нее, в темноту коридора. Хана стоит на месте, прижавшись к двери, неподвижная, словно статуя. Она кивком указывает на заднюю дверь.
Когда я берусь за дверную ручку, Хана шепотом окликает меня:
— Я чуть не забыла. — Она подходит ко мне, шурша платьем, и на мгновение мне чудится, будто она — призрак. — Грейс в Хайлендсе. Вайнневуд-роад, тридцать один. Они теперь живут там.
Я смотрю на нее. Где-то глубоко внутри этой чужой девушки погребена моя лучшая подруга.
— Хана... — начинаю говорить я.
Хана обрывает меня.
— Не благодари меня, — произносит она негромко. — Просто иди.
Повинуясь порыву, не задумываюсь о том, что яде лаю, я хватаю Хану за руку. Два долгих пожатия, два коротких. Наш старый сигнал.
Хана выглядит испуганной. Потом ее лицо медленно расслабляется. Всего на одну секунду оно озаряется, как будто освещенное изнутри факелом.
— Я помню... — шепчет Хана.
Где-то хлопает дверь. Хана отдергивается; внезапно у нее делается испуганный вид. Она разворачивает меня и толкает к двери.
— Иди! — командует она, и я иду. Я не оглядываюсь.
Хана
Я успеваю отсчитать по часам тридцать три секунды, прежде чем в кухню врывается Фред, красный от ярости.
— Где она?
Подмышки у него мокрые от пота, а его волосы, так тщательно уложенные и зафиксированные гелем перед церемонией, в полнейшем беспорядке.
Я испытываю искушение переспросить, кого он имеет в виду, но я знаю, что это лишь взбесит его.
— Убежала, — говорю я.
— В каком смысле? Маркус сказал мне, что...
— Она меня ударила, — говорю я. Я надеюсь, что на лице остался след от пощечины Лины. — Я... я ударилась головой об стену. Она убежала.
— А, черт! — Фред запускает руку в волосы, выходит в коридор и зовет охранников. Потом снова поворачивается ко мне. — Какого хрена ты не позволила Маркусу позаботиться об этом? Почему ты вообще осталась с ней наедине?
— Я хотела получить информацию, — говорю я. — Я думала, это будет проще, если мы останемся одни.
— Черт! — повторяет Фред. Как ни странно, чем больше он взбудоражен, тем спокойнее чувствую себя я.
— Фред, что происходит?
Фред внезапно пинает стул, и тот летит через всю кухню.
— Чертов хаос, вот что происходит! — Фред непрестанно движется. Он стискивает кулаки, и на мгновение мне кажется, что он может подойти ко мне, просто чтоб было что ударить. — В беспорядках участвует добрая тысяча человек. Часть из них — заразные. Часть - ребятня. Глупо, глупо... Если они знают...
