— Почему бы вам вместе с Ее высочеством не пойти им навстречу? — предложил он. — А я тем временем потороплюсь к герцогу Филиппу и постараюсь похлопотать о портрете, чтобы вы могли показать его герцогине. И будем надеяться, что, увидев его, она захочет что-нибудь предпринять.
— Но что она может предпринять? — простонала Шарлотта, не видевшая выхода из сложившейся ситуации.
— Она может поехать и поговорить с королем, черт возьми! Король с герцогиней в прекрасных отношениях, они, можно сказать, лучшие друзья, и Его величество необыкновенно высоко ценит именно прямодушие герцогини. Кто, как не король, способствовал этому браку? Значит, он в силах и расстроить его.
Завершив свою ободряющую речь, Адемар припустил к замку со скоростью зайца, петляя между деревьями, потому что не хотел повстречаться с торопящимися по аллее дамами. Шарлотта помогла Марии-Луизе подняться со скамьи и, поддерживая ее твердой рукой — она хоть и была на два года младше принцессы, но оказалась на голову выше ее ростом, — повела к гувернантке.
Спустя четверть часа де Сен-Форжа отыскал Шарлотту в гостиной Марса и вручил ей средней величины картину, завернутую в зеленый шелк.
— Неужели Его королевское высочество доверило ее вам? — обрадованно воскликнула Шарлотта, до последней секунды не верившая, что задуманный ими план осуществится.
— Его королевское высочество заперся с шевалье де Лорреном в сокровищнице и выбирает украшения, которые наденет в день свадьбы. Как вы понимаете, сейчас для него это самое главное.
— Ну-у... Но надо взглянуть на жениха!
Воспользовавшись тем, что в гостиной никого, кроме лакеев, у входа не было, Шарлотта подошла к окну, развернула зеленый шелк и... портрет выпал у нее из рук. Но, к счастью, не пострадал, так как проворный де Сен-Форжа подхватил его на лету.
— Матерь Божия, — прошептала Шарлотта, всплеснув руками.
На молодых людей смотрело бледное вытянутое лицо явно нездорового человека. Он был чрезвычайно, до болезненности худ; желтоватая кожа плотно обтягивала черепную коробку, выделяя все неровности лба; длинный унылый нос нависал над полуоткрытым ртом с чрезвычайно красными пухлыми губами, похожими на две пиявки; тусклые навыкате глаза бледно-голубого цвета завершали неприглядную картину.
— Художник, безусловно, старался, как мог... Но, видимо, его усердие не привело к успеху, — прокомментировал де Сен-Форжа. — Карлосу сейчас исполнилось восемнадцать.
Шарлотта уже пришла в себя после минутного потрясения, завернула портрет в шелк и взяла его под мышку, приготовившись унести.
— Я принес его всего на одну минутку и сейчас же должен вернуть! — запротестовал молодой человек.— Вы сделаете это не раньше, чем Ее королевское высочество с ним познакомится, — решительно заявила Шарлотта. — Но вы можете пойти вместе со мной, — прибавила она, направляясь к покоям герцогини.
Герцогиня, как обычно, сидела за изящным письменным столиком, но на этот раз не писала, а просто витала в облаках, подперев рукой подбородок и отложив в сторону гусиное перо. Она мечтательно смотрела в небеса, синеющие за окном. От неожиданного вторжения Шарлотты — де Сен-Форжа всеми силами старался, чтобы герцогиня не заметила его присутствия, — она чуть было не подскочила на стуле.
— Шорт возьми! Гто тут?
— Это я, мадам, — ответила Шарлотта, кое-как сделав реверанс, потому что ей мешала картина под мышкой. — Молю Ваше королевское высочество о прощении, но я очень хотела бы, чтобы вы взглянули на портрет.
— Га... Какой портрет?
— Короля Испании, который собирается взять в жены мадемуазель Марию-Луизу.
И без лишних слов Шарлотта поставила портрет на столик перед герцогиней Елизаветой, и та снова едва не подпрыгнула.
— Бедный мальчик! Можно ли быть уродливым до такой степени?
— Но он же не виноват в этом... А мадемуазель Мария-Луиза увидела его портрет и... пришла в отчаяние.
— А что говорит герцог?
— Насколько мне известно, ничего. Он выбирает достойное украшение для предстоящей церемонии... Но быть может... Если бы Ваше королевское высочество смилостивилось и поговорило бы с Его величеством королем...
Герцогиня Елизавета еще раз взглянула на несчастного мальчика, потом взяла портрет и передала его Шарлотте. Та в свою очередь вручила его де Сен-Форжа.
— Известите мадемуазель Марию-Луизу, что мы с ней едем в Сен-Жермен, пусть готовится. Нам предстоит разговор с Его величеством королем. На конюшне отдайте распоряжение, чтобы заложили карету. А-а, месье де Сен-Форжа, я вас не заметила. Вы хотели мне что-то сказать?
— Н-нет! Просто я — э-э... позаимствовал портрет, поскольку нечаянно стал свидетелем горя мадемуазель Марии-Луизы.
Курфюрстина взглянула на него с неподдельным изумлением:
— Вы? — не могла поверить она. — Вы заинтересовались не покроем камзола и не бантиками на нем? Просто ушам своим не верю! Но браво, браво! Я за вас очень рада.
Через полчаса Шарлотта из окна наблюдала, как герцогиня Орлеанская и ее падчерица покидают замок... В парадной карете, позаимствованной у герцога, сопровождаемая военным эскортом, облаченная в амазонку Лизелотта везла юную Марию-Луизу в Сен-Жермен. Герцог Филипп, уединившись в своей сокровищнице, по-прежнему ничего не знал и ни о чем не слышал...
* * *
Госпожа Елизавета Орлеанская поднялась в карету, как поднимаются в бой, воодушевленная собственным кипучим темпераментом, искренней привязанностью к падчерице, старше которой она была всего на несколько лет, и такой же искренней неприязнью, какую внушил ей юноша, изображенный на портрете. Она на собственном опыте знала, что государственные интересы стоят выше внешних данных, сама была далеко не красавицей, но не до такой же степени!
Услышав сообщение о приезде герцогини Орлеанской и ее просьбе о незамедлительной аудиенции, все, кто были в кабинете короля, покинули его. Визит, последовавший сразу же за предложением, сделанным маркизом де Лос Бальбасесом, не оставлял сомнений относительно причины, вызвавшей его. Король прекрасно понимал, что ему предстоит услышать. Курфюрстина Лизелотта обрушит на своего царственного родственника немало громоподобных упреков. Однако ничего подобного не случилось.
Лизелотта молча вошла в его покои, сделав необыкновенно изящный реверанс, и король по достоинству оценил его, подав ей руку и поцеловав ее.
— Сестра моя, — обратился он к герцогине, — уж не хотите ли вы повезти меня поохотиться? — спросил он с улыбкой.
— Нет, сир, брат мой, — ответила она с необыкновенной серьезностью, весьма для нее непривычной, — я приехала умолять вас выслушать с присущей вам добротой слезную мольбу вашей племянницы.
Людовик повернулся к Марии-Луизе, склонившейся в низком поклоне, подошел к ней, улыбнулся и поцеловал.
— Что ж, давайте выслушаем ее просьбу.
