— Боже мой! — произнесла потрясенная герцогиня. — Неужели вы решитесь обвинить вашу мать в том, что она оплатила это убийство?
— В этом я не уверена. Думаю, что подобная услуга стоит немалых денег, а моя мать скупа и тратится только на собственные удовольствия. Но я знаю, что она способна пойти на любую крайность, лишь бы завладеть состоянием моего отца, которое должно отойти мне по праву наследования. Если бы смерть наступила от отравления ядом, я не колебалась бы ни секунды и обвинила бы ее...
— Яд? Сразу видно, бедное мое дитя, что вы долгие месяцы жили вдалеке от Франции. Придворные короля сейчас ежатся и дрожат от страха. Каждый боится, как бы его не обвинили в каком-нибудь отравлении, а перед строгими и неподкупными судьями звучат все новые и новые имена. Вуазен была поистине исчадием ада, и ее сожгли несколько недель тому назад. Но на протяжении года, который она провела в тюрьме, она назвала огромное количество имен. После смерти Вуазен ее дочь и еще одна колдунья продолжают вспоминать имена своих клиентов. Сейчас уже нет сомнений в причастности к преступлениям мадам Полиньяк, мадам д'Алюэ, маршала Люксембургского, месье де Сессака. Графиня де Суассон, прекрасная Олимпия, кузина самого короля и его любовница, избежала неприятностей только потому, что ее вовремя предупредили, и она успела сбежать за границу. Судьи хотят выслушать показания жены маршала де Ла Ферте, мадам де Тингри, герцогини Бульонской, графини дю Рур и многих, многих других.
— Неужели столько людей было причастно... — Шарлотта не могла поверить услышанному.
— Больше! Гораздо больше! Вы не ошиблись, когда сказали, что Фонтенбло очень изменился. Так оно и есть. После свадьбы Марии-Луизы здесь многое стало иным. Все знатные семьи обеспокоены, никому не хочется услышать, что кто-то из их близких подозревается в совершении преступления. Я знаю, что подозреваются две приближенные мадам де Монтеспан. А с тех пор, как бедняжка Фонтанж стала так тяжело болеть, злые языки задают весьма коварные вопросы. Так что если бы наша дорогая графиня умерла от яда, членам ее семьи пришлось бы совсем несладко. Нападение разбойников, как оно ни трагично, кажется чем-то более естественным, чем ужасные замыслы, долгие годы таимые под спудом и теперь осуществленные...
— А... а можно ли сообщить это страшное известие моему кузену Шарлю, которого графиня так нежно любила? Я знаю, что он служит во флоте, но где именно, мне неизвестно...
— Не беспокойтесь, месье де Кольберу известно, на каком корабле служит ваш кузен, как известно ему все, что касается его обожаемого флота. И потом, графиня де Брекур была близка к королеве, ее трагическая гибель не прошла незамеченной, где только не говорили о ней!
— Но только не в Испании, — печально сообщила Шарлотта.— Может ли мне сказать Ее королевское высочество, где могила моей тети? Я хочу поехать туда и помолиться.
Герцогиня Елизавета, разрумянившаяся после завтрака, еще более зарделась и призналась, что не знает этого. Однако она дала добрый совет:
— Спросите у мадемуазель де Теобон. Она у нас настоящая газета!
Оказалось, что Лидия в самом деле может ответить на вопрос Шарлотты. Зная, как дорога была покойная ее подруге, Лидия постаралась заранее все разузнать.
— Ее тело забальзамировано и лежит в часовне Прюнуа в ожидании возвращения ее сына. А сын, конечно же, отвезет ее в Брекур, где в семейном склепе покоятся все их предки.
— Так, значит, мой кузен Шарль еще не приехал? Из слов герцогини я поняла, что он уже оповещен...
— Герцогиня искренне плакала, потеряв подругу, но не в ее характере интересоваться подробностями такого рода. Если бы ваш кузен вернулся, он непременно явился бы засвидетельствовать свое почтение месье Кольберу и королю. Так принято, и я бы знала о его приезде.
Как ни горевала Шарлотта, но, услышав слова Лидии, не могла удержаться от улыбки.— И как вам только удается знать столько разных вещей о самых разных людях?
— Вы же знаете, что я любопытна от природы. Признаюсь в этом без малейшего стыда, потому что не считаю любопытство недостатком, это талант, который необходим, чтобы жить в королевских дворцах и особенно при дворе, где постоянно меняются влиятельные лица, где сердце короля никак не может выбрать одну из четырех дам. А во-вторых, для того чтобы много знать, я широко открываю глаза, держу ушки на макушке, продумываю полученные сведения, и главное, молчу о том, что знаю. Пока не спросят. Будьте спокойны, как только ваш кузен приедет, я буду об этом знать. И вы, разумеется, тоже.
— Но ведь замок Прюнуа — всего-навсего скромный загородный дом. И слуг у тети было совсем немного, и все они очень немолодые люди.
— Чего вы опасаетесь? Осквернения праха? Но подобные вещи не в ходу у разбойников.
— У тети были очень красивые драгоценности, а в тот ужасный день она их не надела. Я опасаюсь, как бы какой-нибудь негодяй вновь не попытался украсть их. Ведь предшествующая попытка привела к страшным последствиям.
— Кажется, месье де ла Рейни считал себя другом графини?
— Да, так оно и было. Он... восхищался ею.
— Стало быть, вы можете быть спокойны: он не оставит ее дом без надзора. Я уверена, что за Прюнуа тщательно следят, и будут продолжать это делать, по крайней мере, до приезда хозяина.
— А вы не можете мне сказать, наведывается ли сюда глава королевской полиции?
— Во время летнего пребывания королевского двора в Фонтенбло его никто никогда не видит. Он обязан каждый день сообщать королю все новости, так как отчитывается только перед ним, но, очевидно, делает это с помощью курьеров, избегая личного присутствия. Он не хочет нарушать атмосферу праздника и отдыха. Надо сказать, что все придворные боятся его до дрожи. Вы не можете себе представить, какое количество самых знатных особ отправляется ежедневно беседовать с судьями в здание Арсенала!
— Герцогиня в нескольких словах описала мне обстановку при дворе. Признаюсь, что она плачевна.
— Наш маленький двор тоже полон беспокойства. Но больше вы сможете узнать от вашего друга де Сен-Форжа!
— Ну, уж и друга! Слишком громко сказано. Начнем с того, что он не любит женщин.
— Он не один такой в свите герцога Филиппа, но, судя по всему, для вас он делает исключение. Пару раз он интересовался, есть ли от вас новости, и каковы они.
— Очень мило с его стороны, ничего не скажешь. Но пока мне нужно подумать о траурном платье. Моя дорогая тетя Клер заслуживает того, чтобы я носила по ней траур.— Даже не помышляйте об этом! Этим вы только привлечете к себе внимание и вызовете отчуждение. Не забывайте, что мы здесь для того, чтобы развлекать... По доброй воле или против нее. Так что будьте веселы, что бы ни случилось!
— Вам легко говорить! А я и помыслить не могу о веселье.
— И все-таки придется. Хорошо еще, что наша госпожа не заставляет своих фрейлин участвовать во всех празднествах. Только герцог Филипп и его свита развлекаются здесь от души, а мы все сожалеем о нашем милом Сен-Клу, где дышится гораздо легче и свободнее. К несчастью, мы должны набраться терпения и ждать июля.
