– Конечно, конечно!
– В конце недели приезжает принц Михаил Оболович, и все
дело можно будет уладить в Чимнизе под стук бильярдных шаров.
– А я собирался на этой неделе съездить за
границу, – ответил лорд Катерхэм.
– Ерунда, дорогой Катерхэм! Никто не ездит за границу в
начале октября!
– Мой врач считает, что у меня серьезные проблемы со
здоровьем, – заявил Катерхэм, нетерпеливо поглядывая на пролетающие такси.
Однако вырваться на свободу ему не удавалось, поскольку Ломакс
обладал неприятной привычкой удерживать человека, с которым у него завязался
разговор, и, несомненно, немалым опытом в этом деле. В настоящее время он
крепко держал лорда Катерхэма за лацкан пиджака.
– Друг мой, заявляю со всей ответственностью! В преддверии
национального кризиса, который ждет нас в ближайшем будущем…
Лорд Катерхэм зябко поежился. Он вдруг понял, что предпочел
бы дать несколько приемов, чем слушать повторение одной из скучных речей
Джорджа Ломакса. А ведь тому ничего не стоит проговорить без остановки хоть
двадцать минут!
– Хорошо! – быстро согласился он. – Я все
устрою. Полагаю, вы уладите свои вопросы!
– Друг мой, тут нечего устраивать! Чимниз, не говоря о
его историческом значении, идеально расположен! Я буду у себя, меньше чем в семи
милях оттуда. Разумеется, мне не пристало присутствовать на домашнем приеме!
– Разумеется, – быстро согласился лорд Катерхэм,
который не знал, да и не хотел знать, почему, собственно, не пристало.
– Вы не возражаете взять в помощники Билла Эверсли? Он может
пригодиться для связи со мной.
– С удовольствием, – оживился лорд
Катерхэм. – Билл вполне приличный малый, да и Бандл прекрасно к нему
относится.
– Бильярд, разумеется, не так уж и важен. Это лишь
предлог.
Лорд Катерхэм снова погрустнел:
– Тогда все. Принц, его свита, Билл Эверсли, Герман
Айзекстайн…
– Кто?
– Герман Айзекстайн. Представитель синдиката, о котором
я вам говорил.
– Всебританского синдиката?
– Да. А что?
– Ничего… ничего… я лишь поинтересовался, вот и все.
Любопытные у этих людей имена.
– Потом, конечно, надо бы пригласить посторонних,
одного-двух человек, – только для того, чтобы прием выглядел как
настоящий. Леди Эйлин могла бы об этом позаботиться. Желательно заполучить
людей молодых, некритичных, совершенно не разбирающихся в политике.
– Бандл отлично со всем справится, я уверен.
– Я вот о чем хочу вас спросить. – Ломакса,
похоже, осенило. – Помните, о чем я вам только что рассказывал?
– Вы много о чем рассказывали.
– Нет-нет, я имею в виду это несчастное
осложнение. – Он понизил голос до таинственного шепота. – Мемуары…
мемуары графа Стилптича.
– Мне кажется, тут вы заблуждаетесь, – сказал лорд
Катерхэм, подавляя зевок. – Люди любят скандалы. Черт возьми, я сам читаю
мемуары… и с удовольствием.
– Дело не в том, прочтут их или нет, – невелика
важность, а в том, что их публикация именно сейчас может все разрушить… все.
Народ Герцословакии хочет реставрировать монархию и готов предложить корону
принцу Михаилу, имеющему поддержку правительства его величества.
– И который готов предоставить мистеру Герману
Айзекстайну и компании концессии в обмен на миллионный заем, чтобы сесть на
трон…
– Катерхэм, Катерхэм! – мученическим шепотом
взмолился Ломакс. – Осторожнее, умоляю, прежде всего осторожнее.
– Дело в том, – с удовольствием продолжил лорд Катерхэм,
уступив, однако, просьбе собеседника и понизив голос, – что воспоминания
Стилптича могут расстроить чьи-то планы. Тирания и недостойное поведение семьи
Оболовичей, а? Эти вопросы обсуждались в парламенте. Зачем заменять нынешнее
широко мыслящее и демократическое правительство абсолютной тиранией? Политика,
диктуемая кровососами-капиталистами. Правительству грозит опасность. Ну, как
вам?
Ломакс кивнул.
– А может быть и хуже, – тихо произнес он. –
Предположим… только предположим, что кто-то упомянет об этом досадном
исчезновении… вы знаете, что я имею в виду.
Лорд Катерхэм недоуменно посмотрел на него:
– Нет, не знаю, что за исчезновение?
– Как, вы не слышали? Это произошло в Чимнизе. Генри
был очень расстроен. Его карьере чуть не пришел конец.
– Вы меня просто заинтриговали, – оживился лорд
Катерхэм. – Кто или что исчезло?
Ломакс подался вперед и приложился губами к уху лорда
Катерхэма. Тот поспешно отдернулся:
– Ради бога, не шипите!
– Вы слышали, что я сказал?
– Да, слышал, – неохотно ответил лорд
Катерхэм. – Теперь кое-что припоминаю. Очень любопытное дело. Интересно,
кто же это сделал? Так ничего и не выяснилось?
– Так и не выяснилось. Разумеется, действовать пришлось
очень осторожно. Не должно было просочиться ни намека на потерю. Но Стилптич
тогда был там. Он что-то знал, не все, но что-то. Мы с ним один или два раза
ссорились по турецкому вопросу. Предположим, в порыве безумной злобы он изложил
это в своих мемуарах. Подумайте о скандале и далекоидущих последствиях. Все бы
недоумевали: почему это замалчивалось?
– Конечно, – с явным удовольствием согласился лорд
Катерхэм.
Ломакс, говоривший совсем тихо, взял себя в руки.
– Я должен сохранять спокойствие, – пробормотал
он. – Спокойствие и еще раз спокойствие. Но я вот о чем хочу вас спросить,
мой друг. Если у него не было злого умысла, почему он послал рукопись в Лондон
таким окольным путем?
– Это, конечно, странно. Вы уверены в фактах?
– Абсолютно. У нас… э… есть агенты в Париже. Мемуары
были тайно отправлены за несколько недель до его смерти.
– Да, тут что-то есть, – произнес лорд Катерхэм с
тем же удовольствием, что и раньше.
– Мы выяснили, что они были посланы человеку по имени
Джимми, или Джеймс, Макграт, канадцу, живущему сейчас в Африке.
– Дело касается империи, не так ли? – весело
спросил лорд Катерхэм.
– Завтра, в четверг, Джеймс Макграт прибудет на
«Грэнарт Касл».
– И что же нам делать?
