— Все в порядке.
Все наладится. Должно наладиться. Я не представлял себе, как можно жить без нее.
— На тебя смотреть больно, парень. Она обращается с тобой, как…
— Как? — с вызовом спросил я, сжимая кулаки.
Мне просто нужен был повод, какой угодно. Мне казалось, что еще немного, и я взорвусь, так мне хотелось поколотить кого-нибудь.
— Ну, так, как девчонки обычно обращаются со мной.
Думаю, он ждал, что я ударю его. Может, даже специально провоцировал меня, считая, что мне это поможет. Я разжал кулаки: Линк — это Линк, как бы мне иногда ни хотелось надрать ему задницу.
— Прости, чувак.
— Без проблем, псих, — рассмеялся Линк и, ускорив шаг, пошел по коридору.
Я поднимался по лестнице навстречу неизбежной каре, остро ощущая уже привычное одиночество. Возможно, Линк прав: не знаю, сколько наши с Леной отношения будут продолжаться, если она не изменит поведение. Все стало по-другому, это очевидно даже Линку, а значит, пора взглянуть правде в лицо. У меня заболел живот, я схватился за бок, словно пытаясь выдавить внезапно охватившую меня боль голыми руками.
«Где ты, Эль?»
Я влетел в класс и уселся за парту за секунду до звонка. Лена сидела рядом, как всегда на «зрячей стороне», но была сама на себя не похожа.
На ней была надета белая майка-поло на пару размеров больше, черная юбка, гораздо короче, чем она носила три месяца назад. Юбки почти не видно из-под рубашки, принадлежавшей Мэкону. На это я почти не обращал внимания. На цепочке на шее висело кольцо, которое Мэкон всегда крутил на пальце, пребывая в задумчивости. Цепочка была новая, рядом оказалось кольцо моей матери. Старая цепочка порвалась в день рождения Лены и потерялась где-то под слоем пепла. Я подарил ей это кольцо в знак любви, хотя не уверен, что Лена помнила об этом. В любом случае, Лена преданно носила на шее наших призраков, мой и свой, отказываясь расставаться с ними. Моя ушедшая мать и ее ушедший дядя, заключенные в золото, платину и другие драгоценные металлы, болтались на цепочке над ее любимым ожерельем, спрятанные под складками чужой рубашки.
Миссис Инглиш раздавала тесты и совершенно не удивлялась, что полкласса пришло в купальниках или с пляжными полотенцами наперевес. У Эмили при себе было и то и другое.
— Пять кратких ответов, по десять баллов каждый, открытые тестовые вопросы, двадцать пять баллов, и эссе, двадцать пять баллов. На этот раз никакого Страшилы Рэдли, уж простите! Лето еще не наступило, дети!
Осенью мы читали «Убить пересмешника». Помню, как Лена впервые вошла в этот класс, прижимая к груди потрепанную книжку.
— Страшила Рэдли умер, миссис Инглиш. Проткнут колом прямо в сердце.
Не знаю, кто это сказал — кто-то из девчонок, сидевших на задних рядах вместе с Эмили, но всем было понятно, что речь идет о Мэконе. Фраза предназначалась Лене, совсем как раньше. Я напрягся, по классу пронесся сдавленный смех. Я с ужасом ждал, что сейчас из оконных рам вылетят стекла, или еще чего-нибудь в этом роде, но Лена никак не отреагировала. Наверное, не услышала или решила больше не обращать внимания на их выходки.
— Бьюсь об заклад, старика Равенвуда даже нет на городском кладбище! Гроб наверняка пуст, если он вообще имеется, — сказала Эмили так громко, что даже миссис Инглиш направила взгляд своего единственного глаза на задние парты.
— Заткнись, Эмили! — прошипел я.
На этот раз Лена обернулась и посмотрела прямо на Эмили. Этого оказалось вполне достаточно — Эмили уткнулась в свой тест, как будто имела хоть какое-то представление о содержании «Мистера Джекила и доктора Хайда». Никому из них не хотелось вставать на пути у Лены, они были способны только на сплетни и злые шутки. Лена стала новым Страшилой Рэдли. Интересно, что бы сказал об этом инциденте Мэкон… Я погрузился в размышления, и тут из дальнего угла класса раздался крик.
— Пожар! Помогите!
Тест загорелся прямо у Эмили в руках. Она уронила его на покрытый линолеумом пол и орала как резаная. Миссис Инглиш схватила свою кофту, висевшую на спинке стула, подошла к Эмили, повернулась здоровым глазом, чтобы видеть, что делает, и тремя громкими шлепками потушила огонь. Обугленный дымящийся тест остался лежать на обугленном дымящемся пятне на полу.
— Клянусь, он сам загорелся, пока я писала! Спонтанное возгорание!
Миссис Инглиш взяла с парты Эмили блестящую черную зажигалку и сунула ее ей под нос.
— Да что вы говорите! Собирайте вещи, объясняться будете с директором Харпером!
Эмили выбежала, а миссис Инглиш строевым шагом вышла в центр класса. Когда она проходила мимо меня, я заметил, что на зажигалке красовалась гравировка в виде серебряного полумесяца.
Лена уставилась в тест и начала писать. Я смотрел на ее чересчур свободную майку, под которой позвякивало ожерелье. Волосы были убраны в странный пучок — теперь она все время ходила с такой прической, но не объясняла почему. Я ткнул ее в бок карандашом. Она положила ручку, взглянула на меня и криво усмехнулась — лучшее, на что я мог рассчитывать. Я улыбнулся в ответ, но она уже снова глядела в тест, как будто ассонанс и консонанс интересовали ее куда больше, чем моя скромная персона. Как будто ей было больно смотреть на меня или — что еще хуже — как будто ей просто не хотелось смотреть на меня.
Прозвенел звонок, и школа «Джексон» превратилась в настоящий Марди Грасс. Девчонки поснимали топики и побежали на парковку в одних купальниках. Шкафчики опустели, тетрадки полетели в урны. Разговоры перешли в крик, а потом — в истошные вопли — восьмиклассники стали девятиклассниками, девятиклассники — десятиклассниками, а те, в свою очередь, перешли в одиннадцатый класс. Наконец-то все обрели то, о чем мечтали целый год, — свободу и начало чего-то нового!
Все, кроме меня.
Мы с Леной вместе дошли до парковки. Она то и дело задевала меня сумкой, иногда мы случайно прикасались друг к другу. Я почувствовал электрическое напряжение, которое было между нами несколько месяцев назад, но холод оставался неизменным. Она сделала шаг в сторону, чтобы не задевать меня.
— Ну, как у тебя? — попытался я завести разговор, как будто мы были чужими людьми.
— Что — как?
— Как тест?
— Наверное, завалила. Я особо не готовилась.
Вообще-то, я не представлял, как Лена могла не подготовиться, если учесть, что когда мы читали «Убить пересмешника», она несколько месяцев отвечала на все вопросы.
— Да ты что? А я вот попал сто из ста! Стянул экземпляр теста со стола у миссис Инглиш на прошлой неделе, — нагло соврал я.
Задумай я такое, меня бы застукали еще до того, как я успел бы додумать эту мысль в доме Эммы. Но Лена все равно меня не слушала.
— Эль? Ты меня слушаешь?
Я хотел рассказать ей о странном сне, но для этого надо было, чтобы она хотя бы заметила, что я существую.
